Ретро. История наизнанку
1 февраля 2018
Тосиро Мифунэ и Тацуя Накадай на съёмках фильма «Отважный самурай», Япония, 1962 год.
«Взгляд на две тысячи ярдов», Вьетнам, 1966 год.
Пилот Виктор Визкара, эвакуированный с места приземления в джунглях после прыжка с парашютом, видевший как самолет прошёл под «куполом парашюта» и врезался в гору.
Как появились масоны в России, и что о них известно сегодня.
Масонство — одно из самых загадочных движений в мире, окутанное многочисленными тайнами. Масонам приписываются неисчислимые богатства, стремление управлять всеми событиями в мире ради блага членов своего общества. Подтвердить или опровергнуть это утверждение не могут даже специалисты, профессионально исследующие феномен движения.
О масонах российская знать впервые услышала в период правления Петра I. Российский царь любил путешествовать по чужим странам, живо интересовался всем новым, поэтому вполне объяснимо появление слухов о том, что российский император стал масоном. По неподтвержденным данным, произошло это в 1699 году во время путешествия царя по Англии.
Предание может вызывать сомнения, но доподлинно известно, что Петр I пользовался огромным уважением у русских вольных каменщиков. В его честь они сочинили множество масонских гимнов и именно от него предпочитают вести свою родословную.
В 1772 году ранг великого мастера от английской Великой ложи получил Иван Елагин. Он реорганизовал все существовавшие ложи в единую систему и развил бурную деятельность по образованию новых. Известно, что Елагин был близок со знаменитым авантюристом Калиостро, обещавшим раскрыть ему секрет изготовления золота.
Господство елагинских взглядов закончилось в 1779 году, когда широкое распространение получила шведская система. Сам Павел I в 1777 году посвящен в масоны был шведским королем, приехавшим в российскую столицу.
Первое достоверное упоминание об образовании ложи масонов датировано 1731 годом. В стране появился свой великий мастер (Джон Филипс), посланный великим мастером Англии. В 1741 году его заменил генерал русской армии Кейт, основавший несколько лож. Вначале членами общества были иностранцы — купцы и офицеры, служившие в российской армии.
Вскоре ложи начали пополняться и русскими по рождению. Однако, по мнению историков, серьезным занятием франкмасонство до 1770 года не считалось. Масоны увлекались обрядовой стороной, занимались немного благотворительностью, любили пофилософствовать.
Следующий период развития масонского движения связан с именем Новикова, активно действовавшего в Москве. Вильгельмсбадский конвент признал в 1782 году Россию восьмой провинцией ордена «благодаря ее огромным пространствам и большому количеству лож». Однако в 1792 году велением Екатерины II масонские ложи были запрещены, а сам Новиков отправлен в Шлиссельбургскую крепость.
Императрица посчитала деятельность вольных каменщиков «нарочито духовной» и даже «развратом». Напугали русскую царицу также контакты общества с цесаревичем и зарубежьем. Пришедший к власти Павел в пику матери освободил Новикова и облегчил участь остальных масонов, но восстановить орден не разрешил.
В 1815 году европейские общества масонов получили извещение, что в российской столице открыта «Великая ложа Астрея». Однако уже в 1822 году рескриптом Александра I масонские ложи, как и иные тайные общества, запрещались. Вновь движение вольных каменщиков в России активизировалось в 1905 году, но ложи того времени были немногочисленны. После 1917 года масонское движение в очередной раз прекратило свое существование.
Масонами признавали себя Пушкин, Радищев, Чаадаев, полководцы Кутузов и Суворов, многие представители российской знати прошлых веков. Согласно данным периодической печати, некоторым документам в 1990-е годы в связях с организациями масонского типа были замечены многие лица из окружения президента Ельцина.
Одним из известных масонов нынешнего века считается Андрей Богданов, зарегистрированный в 2008 году как кандидат в президенты. С 2007 года он регулярно переизбирается на должность великого мастера ВРЛ, коим он и является в настоящее время.
Очередное возрождение масонства началось в России с 1990 года, и происходило это стараниями двух великих лож Франции. По инициативе одной из них в 1995 году появилась российская Великая ложа, вследствие чего произошел некоторый отток масонов из французских организаций.
Официальной причиной кризиса французских лож была признана их ориентация на создание единой политической Европы. В последующие годы масонское движение в России неоднократно реорганизовывалось, количество лож увеличилось.
Американские солдаты на острове Сайпан решили покупаться в перерывах между войной, 1944 год.
«Битва равная Ледовому побоищу и Куликовской битве»
В разгар лета 1500 года, неподалёку от Дорогобужа, литовская армия Константина Острожского встретилась с объединённой русской армией под командованием воеводы Даниила Щени. Встреча с большим войском «московитов», была для Острожского неожиданностью, но он всё-таки решился атаковать неприятеля, желая остановить «блицкриг» государя всея Руси. О том, как Иван III возвращал себе «отчину», о верховном командовании и большой стратегии в XV веке, и как развились тактические приёмы русских со времён Куликова поля в статье о самой большой победе русских войск над литовцами в битве при Ведроши 14 июля 1500 года.
Вторая половина XV века пришлась на время правления Ивана III (1462−1505гг.) и становление единого Русского государства во с центром в Москве. Продуманная политика великого государя, подкреплённая изощрённой дипломатией и масштабными походами, принесла свои плоды. Русь окончательно сбросила оковы Ига (пусть и больше формальные) и не стесняясь вмешивалась в дела восточных соседей, имея одну цель — обезопасить протяжённые границы от набегов татар (крымчаков, ногайцев, казанцев и др.). Формальное присоединение Новгорода (1478) и Твери (1485), фактический контроль над Псковом и Рязанью, увеличили материальные, экономические и военные ресурсы Государя всея Руси и подняли его международный престиж.
После решения целой плеяды внешне- и внутриполитических задач, остро встал вопрос о возвращении в состав Руси-России земель, находившихся некогда в составе Киевской Руси и теперь входивших в Великое Княжество Литовское. Например, Новгород-Северский, Чернигов, Брянск, Смоленск, Киев и других.
Первая война Ивана III с Литвой (1492−93гг.) не дала решительного результата — противники только присматривались друг к другу, опасаясь осуществлять полномасштабные операции. Война даже не была официально объявлена. Историк А. А. Зимин иронично назвал первую войну Ивана Васильевича с Литвой «Странной войной». Мир, заключённый в 1494 году, больше походил на перемирие: ни в Москве, ни в Вильно соблюдать условия мира не стремились, а отошедшие России Вязьма, Одоев, Перемышль и Козельск не могли удовлетворить претензии Государя ВСЕЯ Руси. Новая война была делом времени, и скоро у противников появился повод. И не один.
Конец XV века — время активного насаждения католичества в Литве. Со времён принятия католичества великим князем литовским (1386) прошло более ста лет, в течение которых православным (составлявшим, к слову, большинство населения великого княжества) и католикам удавалось сосуществовать. Но заключение личной унии между Литвой и Польшей (1499) открыло новый этап религиозной экспансии в Литве: «схизматики» притеснялись, права местного населения бывших суверенных русских княжеств на свободное исповедание «отцовской» веры попирались.
И если сильные городские и военные корпорации (как, например, Смоленск) ещё могли отстаивать свою веру, то княжествам Северской земли приходилось выдерживать мощное давление со стороны центральной власти. Некоторые приграничные князья решили воспользоваться этим, чтобы переметнуться к московскому государю — успехи русских войск в последних войнах впечатляли, а государь всея Руси был, хоть и грозен, но справедлив. Сам Иван III смотрел на «проделки» князей сквозь пальцы и не без удовольствия принимал их в Москве: князья приезжали не одни, а со двором и главное с «отчинами» — то есть своими княжествами. Отъезд целого ряда северских князей в Москву великий князь Александр Казимирович не мог воспринять иначе как объявление войны. Ещё бы — в момент Литва лишилась примерно десятой части своей территории, густонаселённой, с городами и укреплениями. Стерпеть такое было нельзя.
Другим формальным поводом (со стороны Москвы) к объявлению войны стало якобы принуждение к переходу в «римскую веру» жены литовского князя Александра — Елены Ивановны, которая, ни много ни мало, приходилась дочерью самому Ивану III. Александр все обвинения отрицал, но вероятно на княжну и правда оказывалось давление — она была центром притяжения антикатолических сил при литовском дворе и не могла нравиться папским эмиссарам в Вильно. Интересно, что Елена Ивановна стала причиной развязывания ещё одной русско-литовской войны (1512−1522гг.), в правление сына Ивана III Василия.
Итак война была объявлена: в Вильно посланы гонцы с размётной грамотой, а уже в мае 1500 года русские воеводы отправились в поход. Иван Васильевич в войне с Литвой делал ставку на молниеносное вторжение сразу на нескольких направлениях. Дело в том, что поместная система в Литве была более развитой и укоренившейся, чем в России, где она была создана только при Иване III. Потенциально литовцы могли выставить больше 25 тысяч человек посполитого рушения (панского, дворянского и городского ополчения), в том числе отряды ударной конницы литовских аристократов. Москва могла собрать со всех подвластных земель (включая Псков, Рязань и союзных татар) значительно меньше сил — примерно 20 тысяч воинов.
При этом на стороне Литвы были людские ресурсы связанных с ней родственными узами правящих династий Польши, Чехии и Венгрии, откуда, в случае чего, можно было, если не ожидать реальной военной помощи, то хотя бы нанять кондотьеров (как случилось во время Оршанской кампании полтора десятка лет спустя). Однако в сильных сторонах устройства Литвы крылись и её слабые стороны: богатые аристократы и города не спешили на войну, а без решения сейма Александр Казимирович не мог поднять посполитое рушение и воспользоваться преимуществом в силах, пока угроза не станет достаточно явной. Кроме того, необходимость объявлять мобилизацию при помощи парламента, скрывала в себе ещё один минус — в этом случае стоило забыть о какой-либо скрытой мобилизации, а открытый сбор войск можно было приравнять к объявлению войны.
Учитывая особенности военной системы Литвы, Иван III разработал план войны, в котором предусматривалось удержание за русскими войсками стратегической инициативы. Все русские войска были разделены на три группировки:
1) Главные силы под командованием воеводы Якова Захарьича Захарьева-Юрьева (опытного военачальника из высшей аристократии) развернулись на южном направлении (на Путивль). Эта рать была самой большой по численности (7−9 тыс. человек), ей был придана осадная артиллерия («государев наряд»), а в задачи этой группировки входило наступление на Северские земли — непосредственную цель войны.
2) Вторая группировка развернулась на севере, на границе псковских и новгородских земель, у Великих Лук. Корпус под командованием воеводы Челяднина должен был как бы нависать над армией противника, угрожая важнейшим района Литвы: полоцким и виленским землям. Северная армия была значительно слабее южной, насчитывая примерно 3−3,5 тысячи воинов.
3) Третья армия была развёрнута на центральном направлении — на Дорогобуж и Смоленск. Крепость имела исключительное значение для обоих государств, прикрывая путь на любую из столиц, но взятие твердыни в непосредственные цели войны не входило: уж больно прочной считалась крепость, так что центральная армия даже не имела осадной артиллерии — весь «наряд» отправился на юг. Командующим центральной ратью был Юрий Захарьевич — брат воеводы главной армии, однако, куда как менее опытный воин и воевода рангом пониже. Этот корпус насчитывал примерно 3−4 тысячи человек.
Как видно из схемы концентрации сил русских войск на границе, Иван III поставил во главу угла единственную цель: овладение Северскими землями, куда были направлены основные силы с опытными воеводами во главе. Остальные направления носили отвлекающий и вспомогательный характер: ни о каком взятии Смоленска или Полоцка в кампанию 1500 года речи не шло.
Русские войска должны были действовать быстро и решительно, не теряя времени в долгих осадах. Для этого Иван III использовал дипломатические меры: весь 1499 год шла напряжённая работа с северскими князьями и городами. Основные цели кампании должны были быть достигнуты молниеносными ударами отдельных корпусов конницы.
Боевые действия русская армия открыла в мае 1500 года. Войска перешли границу на всех трёх направлениях, нанося удары в намеченных заранее районах. На юге в весенне-летнюю кампанию были взяты Брянск, Мглин и другие города. Значительные территории бывших удельных княжеств оказались под властью Москвы. Войска не останавливались для долгих осад: жители сами открывали ворота городов или сдавались после короткой блокады. Северная группа войск заняла разоряла северные «украинки» (окраины) Литвы. В центре Юрий Захарьич взял Дорогобуж, Оршу и ещё ряд пунктов в бассейне Днепра, угрожая дороге Смоленск-Полоцк-Вильно. Великому князю Александру нужно было срочно что-то предпринять.
Александр Казимирович не мог не понимать, что дело идёт к новой войне, но поделать ничего не мог. Его расчёт строился на том, чтобы занять неприятеля овладением приграничных территорий, мобилизуя в это время армию и собирая наёмников, а до тех пор ограничиваться частными акциями против слабейших отрядов русских. Стратегическое развёртывание московских войск было знакомо князю Александру: аналогично русские войска действовали во время «Странной войны» 1492−93гг.
В начале войны великий князь Литовский и король Польский смог собрать силы только своего домена и поднять ополчения ближайших сподвижников. Командование этой армией, составлявшей меньшую часть потенциального литовского войска (8−9 тысяч), было поручено гетману Константину Острожскому, который уже успел отметиться в предыдущей войне с Россией и в сражениях с татарами на южных рубежах Литвы. Гетману было поручено обратиться против центральной группировки русских, разбить её, а после действовать по внутренним операционным линиям против северной и южной русских ратей, перехватив их сообщения. Впрочем, у Ивана III было чем «порадовать» надменного соседа.
Великий князь Александр отличался большим военным дарованием, чем его отец Казимир, а во главе литовского войска был поставлен талантливый и довольно опытный полководец. Литовцы имели все шансы надеяться переломить ход войны в самом её начале и захватить стратегическую инициативу. Острожский с войском двинулся на восток через Смоленск и Ельню, в район Дорогобужа, где по слухам была сосредоточена небольшая русская армия (Юрия Захарьича). Литовцы быстро отбили Оршу и в июле вышли к притокам Днепра, сбивая русские сторожи (пикеты) в поисках рати «московитов».
Для войны с Литвой Иван Васильевич на самом деле собрал не три, а целых четыре рати. Четвёртая армия играла роль стратегического резерва. В случае непредвиденного осложнения обстановки, в дело должна была вступить армия под командованием Даниила Щени — бывалого воеводы и смелого военачальника. Этот резервный корпус был развёрнут в тылу у северной и центральной группировок (в Твери) и насчитывал около 3 тысяч человек. Государь всея Руси тщательно следил за ситуацией на фронтах, давая определённую свободу воеводам, при этом корректируя направление ударов и взаимодействие между корпусами директивами из Москвы.
О движении Острожского на Дорогобуж стало известно заранее. Было очевидно и то, насколько опасным может быть манёвр литовцев. Рати Юрия Захарьича было поручено отступать к границе, а из Твери на помощь был выдвинут стратегический резерв. В начале июля две русские рати соединились под Дорогобужем, командующим был поставлен воевода резервной армии более опытный Даниил Щеня. Интересно, что факт назначения Щени командующим стал поводом для местнической обиды Юрия Захарьевича, который даже подал государю официальную жалобу. Иван III, однако, жестко пресёк попытки местничества накануне сражения написав: «Ино не сором тебе быть в Сторожевом полку». Попытка поместничать, так дорого обошедшаяся русским войскам в битве при Орше 14 лет спустя, была в 1500 году пресечена в зародыше.
14 июля, после стояния на одном из притоков Днепра (где именно находилась речка Ведроша неясно) литовская армия, разбив передовые отряды русских на своём берегу, переправилась через небольшую речку по наведённому мосту и атаковала русскую армию воеводы Даниила Щени. Ход сражения известен нам лишь по нескольким летописям, но представить себе сражение в общих чертах всё-таки возможно.
Литовцы переправились через небольшую речку, берег которой русские воеводы даже не стали оборонять: они применили типичную татарскую тактику, заманивая неприятеля на другой берег, подальше от реки, к равнине, где могла развернуться легкая и манёвренная русская конница, предпочитавшая осыпать врага стрелами, утомить его и лишь потом энергичным наскоком рассеять. В отличие от русских всадников, у литовских магнатов сохранялись традиции ударной рыцарской конницы, полагавшейся на «копейный бой», хотя в целом вооружение простого литовского дворянина не слишком отличалось от его «коллеги» с востока.
Даниил Щеня, оценив ситуацию пошёл на риск: Острожский до конца не верил, что русские смогли подвести под Дорогобуж какой-то резерв (и даже повесил гонца, принёсшего это известие), ну и тем более не мог поверить, что русские будут обладать каким-никаким численным превосходством (часть войск пришлось оставить при Александре, так что у силы русских воевод примерно на тысячу всадников превосходили литовцев). Русский командующий решил не только принять сражение, но и задумал разгром главных сил литовской армии.
Войскам Острожского удалось, судя по всему, смять сторожевой полк (авангард) русских. Окрылённые успехом они бросились на остальные силы «москвитян», но поместная конница умело истощала силы литовцев, вступая в бесконечные перестрелки, то отступая, то контратакуя. Постепенно все силы Литвы были введены в бой, причём, даже для охраны моста не был выделен особый отряд, чем и воспользовались русские. Скованные с фронта, литовцы не сразу заметили неладное: русский отряд, находившийся в засаде, разрушил мост через Ведрошу и ударил в тыл войскам Острожского. Литовские всадники, утомлённые сражением, не имеющие пути для отступления, зажатые между русскими отрядами, быстро потеряли боевой запал и бросились врассыпную.
Разгром литовских отрядов был полным: более половины воинов с литовской стороны погибло, было ранено или попало в плен. Были убиты и пленены большинство литовских командиров, в том числе сам Острожский (он пробудет в почётном плену до 1506 года) и один из виднейших литовских магнатов Радзивилл. Только одному литовскому воеводе удалось спастись! Нелегко пришлось и русским войскам. О каких-либо точных цифрах потерь говорить не приходится, однако, армии потребовалось пополнение и замена некоторых командиров, вероятно, раненых или убитых на поле боя. Тем не менее, масштабы потерь были несравнимы — литовская армия на какое-то время фактически перестала существовать.
В Москве известие о Ведрошской победе встретили с ликованием: возможно, что даже сам Иван III не ожидал подобного исхода операции объединённых ратей. Появилась реальная возможность развить успех: в начале августа 1500 года на севере был взят Торопец, на юге Путивль, Любеч и ещё ряд городов Северской Руси. Можно сказать, что цели войны были достигнуты уже к этому моменту.
Думается что, ещё менее чем в Москве, подобного поворота событий ожидали в Вильно: Александру Казимировичу было ясно, что кампанию этого года он проиграл (благодаря суровой зиме русские не смогли подступиться к Смоленску в зимнюю кампанию 1500/1501 годов) и нужно срочно искать дипломатические способы решения конфликта, так как ни Польша, ни Венгрия, ни Молдавия воевать с Иваном III не собирались. В следующем году удалось привлечь лишь силы Ливонского ордена, который вступил в войну на стороне Литвы и атаковал псковские и новгородские земли.
Однако дипломатическое давление на Московского государя не дало желаемых результатов. Иван Васильевич вёл хитрую игру: мотивируя свои действия возвращением «отчины», он отказывался очищать занятые территории, однако, дальше особенно не двигался (осада Смоленска в 1502 году провалилась).
