Колобок: за десятки тысяч миров

— Я… Как я мог купиться на такую глупость!

— Тише, тише, Коул, береги силы. Сейчас придёт доктор, он тебя починит.

— Это же чистое безумия! Па и Ма ведь меня предупреждали.

— Ничего страшного, ты ещё увидишь своих Па и Ма. Не беспокойся. Дыши ровнее, ты потерял слишком много крови, Коул.

За стойкой салуна догорало содержимое разбитой бутыли со спиртом. Несмотря на ободряющие речи незнакомца, Коул понимал, что жить ему осталось недолго — пусть калибр «Дерринджера» и не велик, но вполне достаточен, чтобы пробить солидную дырку в бедренной артерии. Трупы охотников за головами прекрасно дополняли интерьер — Вилли «Заяц» О'Хара отправился на тот свет не успев как следует распахнуть двери салуна. Заряд дроби в живот, как известно, плохо совместим с жизнью. Томми Вульф кормил крыс в подвале — Коул и не догадывался, какую забавную позу может подарить мёртвому телу падение с лестницы. Самой большой проблемой, конечно же, казался Билл Тардон по кличке «Медведь» — этот 250-фунтовый ирландец продолжал преследовать Коула даже когда из груди охотника за головами торчало два ножа, а по тушке был равномерно распределен целый барабан пуль сорок четвертого калибра. К счастью, недолго. Свинец и сталь лишили Медведя остатков былой прыти, а Коул лишь воспользовался шансом познакомить его с трофейным томагавком. Четыре раза. Камнем преткновения как всегда оказалась…

— …Женщина!

— Спокойно, Коул, — пробормотал незнакомец, нервно поглядывая на часы. — Откуда тебе было знать, что Рыжая Фокси была заодно с охотниками?

— Будь проклята эта Фокси! Будь проклят её чёртов «Дерринджер»! Я был уверен…

— Что от бабушки ушёл, от дедушки ушёл, от Зайца, Волка и Медведя ушёл, а от простой бордельной девки и подавно уйдешь? — Незнакомец даже не пытался сдерживать едкую ухмылку. Невозмутимый Коул О'Бок, десятки раз смеявшийся смерти в лицо, впервые за много лет прочувствовал всю ироничность своего жизненного пути. История бывалого грабителя дилижансов начала казаться ему чьей-то глупой шуткой. — Не расстраивайся, Коул. Всё могло быть намного хуже.

— Это например? — Коул чувствовал, как силы покидали его, но это не было поводом не осклабиться в последний раз.

— Ты мог бы быть разумным куском теста, сожранным самой настоящей лисицей. — Коул выпучил глаза и резко перестал дышать. Незнакомец проверил пульс, всё было кончено. Печально вздохнув, Незнакомец закрыл глаза неуловимому Коулу О'Боку и нажал на секретную кнопочку под крышкой карманных часов.

***

— Профессор Кэллобок! Вы готовы?

— Да, конечно. Сегодня мы наконец-то войдём в гробницу. Если записки мистера Кроули нам не помогут — нам ничто не поможет.

Профессор Кэллобок поправил торжественную сутану служителя Тёмных Богов. По спине натужно, будто бы старательно обращая на себя внимание, бегали мурашки. Сам организм, само тело профессора, инстинкты, которые тысячелетиями вырабатывало человечество старались удержать его от страшной ошибки. Но холодный разум, одержимый доступом к древним секретам мироздания, успешно преодолевал любые потуги остановить себя.

Спуск в гробницу был освящён заранее подготовленными факелами — эту последнюю услугу профессору и его экспедиции оказали копатели из местных. Добравшись до гробницы, они в ужасе покинули раскопки, большинство из них поклялись больше не возвращаться. Лишь самый трусливый из них пожелал остаться, чтобы возжечь факелы на пути белого человека, собиравшегося потревожить покой древних.

Когда до конца пути оставалось каких-то пару сотен ступеней, сверху раздался свист — профессор Кэллобок обернулся. Наверху стоял тот самый трусливый рабочий и кричал что-то на непонятном профессору языке. Закончив свою тираду, он махнул факелом и скрылся в верхних галереях подземного комплекса. Один за другим, факелы быстро начали тухнуть, профессора прошиб холодный пот. Кэллобок схватил ближайший из них и ужаснулся — факельное дерево практически не было промаслено! Рабочий осветил их путь лишь для того, чтобы погрузить путников в непроглядный мрак там, где каждое неверное движение могло означать падение в бездну.

Скоро погас и факел в руках профессора, за считанную минуту неосвященными остались все две сотни ступеней вниз и несколько сотен ступеней наверх. Тьма, окружившая путников, буквально чувствовалась на ощупь. Будто бы начала вглядываться в профессора сильнее, чем он пытался вглядеться в неё в поисках спасительных ступеней.

— Не волнуйтесь, профессор, — пробормотала очаровательная коллега Кэллобока, копаясь в вещмешке. — Эту проблему я тоже предусмотрела. — Скрипнул механизм керосиновой лампы. Тусклый свет осветил остаток пути. Кэллобок улыбнулся. Впервые за всю экспедицию, он был счастлив, что взял мисс Фоксон с собой.

Казалось, темноту нижней галереи не была способна пробить и тысяча факелов — жутковатые узоры на стенах то игриво показывались зрителю, то прятались под покровом полумрака даже от самого острого глаза. Каменный круг и алтарь посередине — Кэллобок сглотнул слюну. Пока тёмные искусства находились лишь на страницах древних трактатов, невольный читатель мог позволить себе подумать, что это всё выдумки. Что нет никаких богов, никаких демонов и уж тем более никаких древних культов, основанных на богохульных традициях и чудовищных ритуалах. Но шумерские письмена на стенах не были выдумкой. Они были летописью. Предупреждением. Настоятельным предостережением для любого, кто попытается войти в гробницу без приглашения.

Пока профессор готовил алтарь и свитки для чтения заклинания, мисс Фоксон старательно чертила на полу защитные символы и руны. Даже магистрам трёх Орденов не было известно, какие сущности могли стоять на страже тайн Тёмных Богов, посему подготовка была долгой и тщательной. Одному из магистров предстояло столкнуться лицом к лицу с неизведанным прямо сейчас.

ЗИ ДИНГИР ННГИ Э НА КАНПА
ЗИ ДИНГИР НИНГИ Э НА КАНПА

Профессор приступил к чтению заклинания, изгоняющего всякое зло. Своды гробницы будто бы зашевелились, заходили ходуном, и тьма, ранее казавшаяся лишь отсутствием света, начала приобретать форму. Неописуемая гротескная фигура формировалась под потолком, медленно приближаясь к алтарю. Профессор остановил чтение заклинания — произносимые слова лишь раззадоривали чудовище, неумолимо тянущее свои сотканные из первозданного мрака щупальце к несчастным. Лишь один символ на стене не поддавался мраку, и оставался открытым для профессора — медведь, будто бы висящий на собственном хвосте.

Ну конечно! Заклинание против древних!

УТУГ ХУЛ
АЛА ХУЛ
ГИДИМ ХУЛ
МУЛЛА ХУЛ
МАСКИМ ХУЛ
ЗИ АННА КАНПА!
ЗИ КИА КАНПА
ЗИ ДИНГИР ЭНЛИЛ ЛА ЛУГАЛ КУРКУР РА ГЕ КАНПА!
ЗИ ДИНГИР НИНЛИЛ ЛА НИН КУРКУР РА ГЕ КАНПА!
ЗИ ДИНГИР НИНИБ ИБИЛА ЭШАРРАГЕ КАНПА!
ЗИ ДИНГИР НИННИ НИН КУРКУР РА ГЕ КАНПА!
ЗИ ДИНГИР А НУННА ДИНГИР ГАЛГАЛЛА Э НЕ КАНПА!
ЗИ ДИНГЕР АННА КАНПА!
ЗИ ДИНГИР КИА КАНПА!

Последний крик профессора будто бы нанёс чудовищу сокрушительный удар. Тёмная сущность сползла к полу и покрыла собой свободное пространство вокруг защитного круга алтаря.

— Неплохо, профессор. Я боялся, что вы не догадаетесь. — профессор Кэллобок резко обернулся. В круге, будто бы чуть поодаль, стоял незнакомец. Невысокого роста, слегка полноват, он грустно улыбался успеху профессора.

— К-к-кто?..

— Не важно. Главная проблема в том, что сейчас вас постигнут последствия вашей главной ошибки с тех пор, как покинули дом своих почтенных бабушки и дедушки.

Ответить профессор не успел — холодная сталь ритуального кинжала пронзила его тело практически насквозь. Незнакомец продолжал озабоченно наблюдать эту сцену со стороны, значит…

— Фоксон?

— Ф'хтагн, профессор. Больше вы нам не помешаете. — Профессор Кэллобок медленно опустился на ледяной каменный пол. Кровь из раны начала медленно заполнять фигурные выбоины на ритуальном круге. Кэллобок гулко застонал. Его принесли в жертву тёмным богам вместо того, чтобы позволить ему изгнать древние сущности из этой грани реальности.

— Одно успокаивает, мисс Фоксон. — Незнакомец презрительно смотрел на культистку изучающим взглядом, медленно приближаясь к противоположному краю круга. — Судьба профессора, как и миллиардов его аналогов, предрешена. Колобки всегда гибнут одинаково. Но, раз уж Семь Печатей с врат вы предварительно не сняли, я могу себе позволить маленькую шалость. — С этими словами, незнакомец небрежно шаркнул ногой по кругу, нажал на кнопочку в своих карманных часах и растворился в воздухе. Профессор Кэллобок кашлянул в последний раз и безжизненно осел на полу. Кольцо древней тьмы зашевелилось, и начало медленно сжиматься вокруг мисс Фоксон, прорываясь внутрь круга через образовавшуюся брешь. Предсмертный крик культистки захлебнулся во мраке древней гробницы, так и не долетев до верхних галерей.

***

— Саш, ну ладно в школе над этим ржали. Ну, хрен с ним, старые знакомые иногда припоминают. Но ты из наших фамилий создал чёртову научную теорию. Тебе в отпуск не пора?

— В том то и дело, Серёж, что в этой вашей квантовой суперпозиции прослеживается то, чего в науке мы увидеть вообще никак не ожидали. Принцип квантовой неопределенности на моих глазах мутирует… в принцип квантовой вполне себе определенности! Я бы даже сказал квантовой предрешенности и неизбежности.

— Саша, я тебя умоляю. Может правда отпуск? Эта ересь меня начинает откровенно пугать…

— Слышь, Зайцев, завязывай на моей кафедре прикладной эвереттической физики такими словами выражаться — «ЕРЕСЬ». — Профессор Колобков, чуть успокоившись, окинул своих старых друзей оценивающим взглядом. Васька Зайцев теперь на госслужбе, что-то там связанное с реестром кадастров и списков. Серёга Волков — не последний человек в местном управлении ФСБ. Вовка Медведев заведует отделение травматологии в краевой больнице. А Ленка… Лисицына последние десять лет служила профессору Колобкову верной и любящей женой. Что больше всего пугало его в сложившихся обстоятельствах. — Вы все видели записи. История колобка, в том виде, в котором мы её знаем, происходит одновременно в десятках тысяч миров, в миллионах и миллиардах реальностей. Они могут быть аллегоричны. Они могут быть реалистичны. А на видеозаписи номер четыреста сорок два «Б» вы можете видеть, как абсолютно натуральный антропоморфный шарик из дрожжевого теста взаимодействует с лесными животными.

— И, как и в сказке, погибает от рук лисы… — Колобков поймал на себе тяжелый взгляд супруги. Она понимала, к чему он всё это вёл. Не могла не понимать. Он старательно скрывал от любимой жены протоколы своих экспериментов и результаты исследований, но женское сердце было обмануть намного сложнее, чем разум.

— Да. От рук лисы. Вова, ты мог бы не курить у меня на кафедре, ну всё уже, две тысячи пятидесятый на дворе, хорош этой наркотой из древнего мира баловаться. — С тех пор, как курильщики стали практически вымирающим видом, а курение было причислено к традициями народов Севера и Урала, курить Медведев мог себе позволить где угодно, что откровенно выводило Колобкова из себя.

— Саш, во-первых, когда я нервничаю — я курю. Не делай мне мозги, а то кости после своих «вылазок» будешь себе вправлять сам. — Профессор густо покраснел. Не все посещения параллельных миров складывались для него удачно. Переломы Вовка и правда чинил на ура, даже поднял профессора на ноги после того, как его «подрала» версия волка в какого-то скандинавского варианта вселенной. Фенрир обратил внимание на неповоротливого профессора даже раньше, чем на местную интерпретацию колобка — мифическое солнце. — Во-вторых, ты вот нам что хотел сейчас этим сказать? Что сейчас нас троих уделаешь, а потом Ленка тебя в тёмной подворотне ножичком почикает так, что пикнуть не успеешь?

— Я… Я не это имел ввиду. — Профессор потупил глаза. Он хотел поделиться со старыми друзьями своими исследованиями и соображениями. Но стальной как рельса сценарий сказки мог привести их историю только к одному финалу. Финалу, которого Колобкову хотелось бы избежать, но вновь открытый принцип квантовой предрешенности не оставлял на это ни малейшего шанса.

Полковник Волков наконец-то оторвался от чтения протоколов экспериментов, приблизился к кафедре и, резким прыжком, уселся на профессорский стол.

— Допустим, — начал Сергей, — что сказка про Колобка вполне себе реальный сюжет, отпечатанный в миллионах миров в разных интерпретациях. Ты обратил внимание, что в каждом из вариантов всем известного сюжета колобок справляется с зайцем, волком и медведем — так или иначе. Потом погибает от рук лисы. Она рушит его карьеру, убивает его и так далее. Всё всегда идёт по одному пути. И ты, видимо, решил, что этот процесс ты можешь остановить в нашем варианте развития событий, уведомив нас о своих изысканиях и показав, насколько ты хорошо готов к противостоянию со своими зайцем, волком и медведем. Заодно предостерёг любимую жёнушку от фатальной ошибки. Я правильно тебя понял?

— Даже не знаю… Наверное ты прав, Серёж. Просто эти события, эти записи — заставляют задуматься…

— Знаешь, чего ты не учёл, Саш?

— Чего?

— В абсолютно каждой из версий, Колобок погибает из-за собственной самоуверенности и глупости. Не во всех версиях уйти от бабушки с дедушкой было плохой идеей — с этого, в конце концов, твоя научная карьера началась. Но сейчас твоя самоуверенность заставила тебя совершить роковую ошибку. Если мы четверо и правда являемся зайцем, волком, медведем и лисой в текущей интерпретации сказки о колобке, то в твоих интересах… что?

— Что?

— Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах и даже под пытками нам об этом не докладывать! Мы, дубина ты стоеросовая, со второго класса дружим. Стараемся. А сейчас ты зовёшь нас сюда и с лицом умудренного знаниями старца вещаешь, что мы четверо должны на тебя в той или иной форме напасть, а твоя жена должна тебя ещё и прикончить. А самое паршивое: ты уверяешь нас в неизбежности и предопределенности этих событий, заставляя тех из нас, кто оставлял себе право в чём-то сомневаться, поверить в ОБЯЗАТЕЛЬНОСТЬ такого поведения по отношению к тебе. Ты старательно нам втусовываешь и доказываешь математически, что рано или поздно мы все тебя предадим. А ты, весь такой молодец, просто хвастнуть хотел. От нас ты, мол, и подавно уйдешь?

— Я совсем не это…

— Дурак ты, Саша Колобков. Дурак и не лечишься.

Полковник Волков швырнул аккуратно сложенную кипу бумаг на пол, соскочил со стола и бодрым шагом проследовал к выходу. Немного погодя, за ним последовал и Зайцев. Вовка Медведев колебался дольше всех, но через минуту молча покинул кабинет, также как и остальные. Лишь Лена осталась при профессоре любящей женой несмотря ни на что.

Беды начались, как гром среди ясного неба. Через месяц министерство образования попыталось отобрать помещение у кафедры Колобкова — мол, прикладная эвереттическая физика оказалась не такой уж и прикладной, если на ней ни нового оружия не появляется, ни альтернативных источников энергии. Дальше больше — Федеральная служба безопасности не оставляла профессора в покое ни на минуту. В результате какого-то глупого доноса, Колобкова практически ежедневно вызывали для дачи объяснений по поводу фактов несанкционированного трансверсионного проникновения. Измотанный создавшимся положением Колобков в ужасе думал, что же может выкинуть Медведев, чтобы сыграть свою страшную роль в падении Колобка.

Вовка был как всегда бесхитростен. Напился с горя и от обиды на Колобкова, закурил в постели, в ней же и уснул. Хоронили в закрытом гробу. На похоронах, профессор даже не знал смеяться ему, или плакать — добряк Владимир Медведев произвёл единственное действие, которым мог причинить профессору боль: ушёл из жизни, не вытерпев его собственных слов.

Последний удар, как по заказу, нанесла его жена Лена. Ушла от него. Ни к Зайцеву, ни к Волкову — просто собрала вещи и уехала. В записке написала, что в монастырь. Мол, там она точно не сможет причинить любимому никакого вреда. Но Колобкову этого было достаточно. Последний ритуальный удар ему нанесла именно дама, по фамилии Лисицына.

Продевая румяную голову в петлю, Колобков не мог перестать думать о преследовавших его в последние дни словах Волкова. «От нас, мол, и подавно уйдёшь?». «Уйду, уйду», — думал профессор выбивая табуретку из под ног.

Сквозь спазмы, умирающий мозг профессора обработал последнюю мысль, отпечатавшуюся впоследствии на посмертной энцефалограмме: «Ни в одной интерпретации истории колобка его не убивала лиса. В каждом из десятков тысяч миров колобок погубил себя САМ».

Автор: Бар «Гадкий Роман»