Почему нельзя все взять и поделить? (Я про музеи)
Накатала очередную простыню про то, что люди идиоты, а искусствоведы — тайные хранители сакральных знаний, кощеи и масоны. Извините.
Уважаемый читатель спрашивает:
— Интересно: вот выставлено в Третьяковской галерее, к примеру, тысяча картин, а в ее в запасниках лежит ещё 10 тысяч, которых никто не увидит никогда, кроме работников, экспертов. Почему их не отдать другим музеям? Каким-нибудь маленьким, региональным, где не хватает хороших экспонатов?
Отвечаю:
— Если коротко, то потому что «вот у вас есть миллион рублей, а у меня нет. Давайте вы мне их отдадите, а? Они же мне нужнее. Почему нет?».
А теперь давайте подробней.
Отвечаю: Картины своим родным музеям «принадлежат» с этической точки зрения.
Хотя все экспонаты во всех музеях совокупно являются собственностью одного и того же российского государства, это не значит, что их можно перекидывать из одного музея в другой, словно это лишняя мебель или телевизор с большим экраном, который сегодня нужен в одной галерее, а завтра в другой. Нет, все приписано к конкретным музеям, по поводу этого есть специальное законодательство, а также есть этические предпосылки. Поскольку законы были написаны, опираясь на эти «понятия», расскажу вам о них.
Основатель музея (обычно частное лицо, купец-старообрядец, университетский профессор и т.п.) копил-копил, покупал-покупал, строил здание. Потом советский директор спасал в эвакуацию, находил деньги на реставрацию, уберегал от потопов из-за протечек крыши. Сто, двести лет это лежало в одном месте. И вдруг, хопа, является какой-то нежданчик, другой музей, и говорит «а я маленький, бедный, отдайте лучше мне». Помимо того, что большому старому музею это неприятно и это попросту нечестно, есть и другие факторы.
Музейщики в блокадном Ленинграде
С точки зрения идеального коммунизма, быть может, такое перераспределение и имеет смысл. Но обратите внимание, что даже при «справедливо распределяющем поровну» коммунистическом строе таким старались не баловаться, а если что и тревожили, то обычно это вызывало вопли и круги по воде. В Советское время это нормально прокатило только в самом начале, когда реквизированное у буржуев и помещиков из центральных складов в столице рассылали по провинциальным музеям. Но это было в мире, который и без того до основания был разрушен. И результаты этого резкого коммунистического раздела 1920-х во многих музеях не преодолены до сих пор, получившиеся лакуны информации не залечены. Второй раз массовое распределение по региональным музеям «чужого» было — после Второй мировой войны. Давайте не «можем повторить», ок?
Потому что еще есть такая штука, как «цельность музейной коллекции». Иванов вон, собрал 1000 картин, предположим. Все попало в музей. Из них 100 выставляется. Но 900 должны храниться в том же музее! так устроено музейное дело, потому что они являются единой совокупностью. Вон, коллекция Щукина пополам поделена между Питером и Москвой, и уже несколько десятков лет такие баталии идут за ее воссоединение! Директора летят. В Штатах только что из-за банкротства был расформирован знаменитый 150-летний университетский музей Галерея Коркорана, и теперь его коллекции рассовывают по другим американским музеям, разъединяя их — и это реально трагедия.
Галереи Коркоран больше нет.
Чем важна цельность? Ну, филателисты наверняка поймут, почему 10 марок на одну тему одного десятилетия одной страны ценнее 20 марок разных стран на разную тему разных годов. Женщины знают, почему полный жемчужный гарнитур им нужнее одной левой сережки, но зато платиновой с бриллиантами. Как это работает в науке, грубо очерчу. Предположим, у вас в музее есть 3 портрета, на одном написано «нарисовал Петров-Васечкин», другой по набору орденов вы вычислили, что написан генерал Мороз. А третий портрет вообще анонимен во всех смыслах, но такой же по размеру и раме, как два предыдущих. Но эти три портрета всегда шли в комплекте, вон, после 1917 года их прислали сюда в одном рулоне, и в музее об этом бухгалтерские документы остались. Ученый спокойно может предположить, что все три вещи происходят из поместья семьи Морозов (или их родни) и, если стилистика позволяет, предположить, что художник Петров-Васечкин приложил руку ко всем трем. И дальше копать, исходя из этих предпосылок. Если же брать ситуацию «взять и поделить», то подписанную картину Петрова-Васечкина музей выставляет в постоянной экспозиции, портрет генерала Мороза убирает на антресоли в фонде, а третий анонимный портрет отправлен в Нижний Бобруйск, и никто никогда не сможет его расследовать, потому что все концы потерялись, и положить его рядом под микроскоп с двумя остальными невозможно.
— Но почему большой столичный музей такой жадный, как собака на сене? Раз не хочет отдавать регионам вещи из своих фондов, то пусть их показывает! А то ни себе, ни людям! Почему?!
Потому что — третье измерение.
От него никуда не деться, пока не изобрели свертыватель пространства.
Сколько есть в музее экспозиционного пространства, столько музей и показывает экспонатов. Нельзя впихнуть невпихуемое. В большинстве крупных музеев во всем мире так: на виду около 10-20% вещей, все остальное лежит в фондах.
И при этом учтите, музей обычно показывает в постоянной экспозиции самое ценное, шедевры; в фондах лежат вещи поплоше. Так что от их непоказа вы, в сущности, ничего не потеряете по эрудиции. Еще есть такая штука, как «ротация экспонатов»: например, зал Серова из Русского музея вот уехал на выставку в Москву, и тогда из фондов вынимают что-нибудь, чтобы пока повисело. И из этого «что-нибудь» потом пара штук особенно симпатичного оставляют в постоянной экспозиции, а то, что на чье место их повесили — уезжает в отпуск на реставрационный стол, например, или просто в фондах отдохнуть.
Фондохранилище, не предназначенное для пускания зрителей
И опять мы возвращаемся к музейной этике: почему бы не отдать свой миллион другому, ему ж нужнее? Но если у крупного музея уж чересчур переизбыток экспонатов, то он предпочтет выделить из себя филиал, открыть свой под-музей в новом здании. Обычно это происходит в том же самом городе, но вот Эрмитаж уже по стране начал распространяться. Он открывает в регионах свои пустые (подчеркиваю) выставочные центры, куда будет привозить свои картины на выставки. Это его право, как хозяина, это приятней, чем отдавать свои родимые дитятки в совершенно чужие руки на усыновление.
Если у музея есть ресурсы, он открывает свои фонды для посещения, чтобы люди на экскурсиях ходили и смотрели, как это все заштабелировано и хранится. Не идеальный вариант, но любопытный. Возможностей на это есть мало у каких музеев, это сложно организовать и требует дополнительных денежных средств по безопасности. (См. Фондохранилище Эрмитажа «Старая деревня», открытое хранение в Псковском музее и т.п.)
Открытое хранение в Музее Вальядолида
— Какой смысл держать в запасниках тысячи, да даже сотни картин, которые никто не видит? — задает уточняющий вопрос уважаемый читатель.
Отвечаю: Музей — по сути своей НЕ кинотеатр.
Вы придерживаетесь мнения, что музеи существуют для того, чтобы показывать свои сокровища. Показывать всяким людям, обычным прохожим, решившим хорошо провести воскресение. Это такая же ошибка, как считать, что библиотеки существуют для того, чтобы выдавать книги в читальном зале или на руки. Нет. Они (и библиотеки, и музеи) — для того, чтобы хранить, в первую очередь. Для библиотек и тем более архивов совершенно нормальна ситуация, когда книга или папка десятилетиями лежит на полке, чтобы понадобится тому человеку, который серьезно занимается именно этой темой.
Библиотеки, архивы, фонды музеев предназначены для того, чтобы хранить для научных работников, которым нужна будет эта книга/эта картина. Не полистать, посмотреть 5 минут, а поизучать по-настоящему. Музей — это не кинотеатр, а серьезный научный центр, куда многие люди приходят работать. Невидимые миру слёзы такие. Крупный музей — это больше как университетский центр, куда приезжают ученые из других мест, именно в этот музей, изучать его картины и архивы. Крупные столичные музеи, в которых собрано много разных коллекций, может обеспечивать работу приезжих ученых: в них есть место, оборудование, банально люди, занимающиеся пропусками для иностранных ученых. Маленькие региональные музеи — смогут то же самое с гораздо большим трудом, туда труднее организовывать командировки, в них труднее работать. У больших музеев свои огромные издательские программы, помимо каталогов, они издают вестники, журналы, материалы конференций и т.п.
Книги Третьяковской галереи
Коллекция (некая отдельная тематическая часть фонда: скажем, картины, собранные покойным Ивановым; или собрание псковских икон 14 века; или японской графики) хранится в фонде музея. Она может не выставляться в открытом доступе (и графика, например, не выставляется на постоянной основе никогда, потому что она хрупкая, только на выставках). Но в музее есть хранитель, который всю жизнь изучает конкретно эту коллекцию, описывает ее, совершает на ее материале открытия. Это его работа, его научный хлеб. Его работа — не делать так, чтобы Гене Букину с детьми в выходной день было удобно метнуться в выставочный зал и пять минут посмотреть на конкретно эту картину, а потом еще пять на другую. Нет — функция музейного работника в том, чтобы выяснить об этой картине совершенно все, а также следить за её физическим состоянием.
Как подсказывают мне друзья в комментариях: увы, вообще распространен такой взгляд, что музей — это выставочный зал, причем распространено оно и среди властьимущих. Как следствие, считается, что музей должен зарабатывать деньги за счет показа коллекции, а если за счет этого не получается, то за счет каких-нибудь встреч, мастер-классов, квестов и еще не знаю чего. Это политика сейчас активно насаживается сверху, музейные работники стонут от популизма и накручивают посещаемость, приписывая цифры.
Но музей — это, прежде всего, хранилище экспонатов и центр по их изучению, о чем не стоит забывать. А не просто «склад».
— Правильно ли я понимаю, что задача музея не только выставлять экспонаты, но и быть местом хранения того, что выставлять не особо важно, но нужно для других целей, например научных?
Да, задача музея — не только выставлять экспонаты. Можно даже сказать, что задача «хранить» — равноценна, или даже важнее.
Музей хранит и спасает.
Когда я говорю, что музей занимается хранением, не надо воображать, что картины просто сложены на полочках и переложены поролончиком, чтобы не слипались. Хранение ЛЮБОГО экспоната — очень тяжелый и сложный процесс, это больше похоже на хранение скоропортящихся фруктов, чем слитков золота. (Подробно рассказывала об этом в тексте Почему иконы должны храниться в музеях). Шубохранилище себе представляете? Какой выверенный там должен быть все время температурно-влажностный баланс, чтобы норки с соболями не «умерли». Так вот, с произведениями искусства все еще сложнее, а от ошибки в хранении — будет трагедия для культуры, не то, что от утраты шуб.
Фондохранилище Муромского музея
Чем больше музей, тем больше у него бюджет обычно (Бразилию не считаем), тем больше он может потратить на качественное хранение своих экспонатов. С точки зрения властьимущих популистов, конечно, правильнее выдать 100 картин в провинциальный музей, чтобы они там повисели в залах, публика на них посмотрела, накрутила счетчик посещаемости, и т.п. Однако в этом провинциальном (в наших условиях, увы, это синоним слова «бедный») музее эти картины провисят, скажем, 10 лет, и потом их придется отправить на серьезную реставрацию. С точки зрения культуры правильнее оставить их на сто лет в фонде большого музея, где их никто не увидит, зато они сохранятся, чем выдать их на огляд, где они быстро погибнут. (Многие этого не подозревают, но от простого экспонирования, даже если их руками не трогают, произведения искусства тоже страдают). Увы, у маленьких региональных музеев, которые «пустые» и поэтому мы гипотетически их наполняем картинами из столичных фондов — обычно меньше ресурсов для качественного показа.
И еще про большой музей как комплекс, как фабрику-кухню. В большом музее всегда есть свои реставрационные мастерские, в которых очень профессиональные реставраторы на потоке занимаются «реанимацией» произведений искусства. Во-первых, туда берут профи, во-вторых, у них набивается еще больше рука за счет обслуживания большого массива. Там больше бюджет, лучше оборудование и материалы. Выслать картины из большого музея в маленький — значит, лишить их «качественного» музейного обслуживания.
— Так вы явно считаете, что искусство принадлежит трем музейным хранителям и двум искусствоведам. А не народу. Какое-то царство кощеево… Иметь коллекцию и чахнуть над ней… Да еще и за госбюджет, за наши деньги.
Искусство, конечно, принадлежит, народу: открываете яндекс, пишете «все картины Репина». И у вас есть доступ в любую секунду, ко всем его картинам. Мечта Ленина воплотилась. Живьем вы никогда не сможете увидеть ВСЕ картины Репина, чисто по географическим причинам. И если вы придете в Третьяковку, и увидите там Репина в постоянной экспозиции, большой трагедии в вашей жизни не будет от того, что вы не узрите собственными глазами десять паршивых этюдов Репина, которые лежат в фондах по причине своей ординарности.
Не все «репины» одинаково любопытны
Ну а что насчет того, что это искусство «принадлежит народу, за его налоги-то»...
Расскажите мне пожалуйста, что вы можете с увиденной картиной из фонда сделать, кроме того, что посмотреть на картину около 5 минут? И сделать на ее фоне селфи.
По пунктам.
ЧТО?
Ну а список того, что может сделать с произведением искусства специально обученный этому делу профессионал — огромен.
— Если говорить о частных музеях, то да, пример с миллионом уместен. Но если речь идёт о государственных музеях, галереях — они на бюджете. Бюджет из моих налогов. Я их много и долго выплачиваю. Поэтому как бы имею право на шедевр. Который для меня хранит моё почтенное государство.
Опять отношение к музею, как кинотеатру, деньги-товар, товар-деньги. Ок, тогда так. Ваших налогов хватает на постоянную экспозицию, где 10% экспонатов музея выставлено. Заплатите налогов побольше, чтобы хватило на постройку таких зданий, где будет выставлено все 100%.
Фондохранилище в Тюмени
Из фондов картины выходят, не бойтесь.
Картину, принадлежащую большому столичному музею, увидит больше народу — чисто по географической причине, т.к. в столицах бывает больше туристов. Но большие музеи часто отдают свои вещи из фондов на выставки в другие места. Выгуливают, так сказать.
Только, прежде чем отдать картину из фонда на выставку, ее надо сначала найти в фонде, тщательно изучить с научной точки зрения (установить авторство, год написания, историю), а также привести в порядок, чтобы её можно было перевозить без потерь красочного слоя и показывать. А это огромная долгая работа (1 год в среднем) и большие деньги.
Это большие расходы и трудозатраты, так что происходит так: вот, предположим, картина, которую 50 лет не экспонировали, ее для какой-то выставки извлекли из фондов. Например, случилась монографическая выставка одного художника, и она иллюстрирует ранний период его творчества, который никому раньше был интересен, а теперь вот для охвата. Ради этой выставки её достали, почистили, подштопали, раму починили. Так вот, после всех этих расходов музей обычно предпочитает НЕ запихивать ее обратно в фонды, а пристроить хоть куда-нибудь, такую подновленную, хоть на лестницу в коридор.
Сделать подобную «косметику» для ВСЕХ картин в фондах одновременно — невозможно. Отдавать другим музеям, у которых нет реставрационной базы, залежавшиеся картины из фондов в запыленном, потраченном молью состоянии — бессмысленно, потому что экспонировать их нельзя. А уж тем более — отдать сразу кучу картин, без родословной, медицинской карты и сделанных прививок. Маленький музей, не имеющий ресурсов, просто не справится, у него уйдет лет 10-20 на переваривание.
Итак, все взять и поделить нельзя по четырем причинам: законы РФ, третье измерение, отсутствие денег и музейная этика. Если с первыми тремя как-то сразу понятно, я надеюсь, то вот с пониманием этических причин обычно затык, да. Но это потому что вообще этика — сложная штука, вообще очень для многих. Не только музейная, любая.
***
А вот случай, к которому, собственно, относился вопрос. Там немножко другая ситуация. Международная конфедерация союзов художников (МКСХ), которая владела зданием ЦДХ, являлась наследницей советского профсоюза художников. Который в советские годы покупал прямо в мастерских у своих членов и штабелировал на складах. Тогда это было просто подспорье коллегам, сегодня оказалось, что это был Дейнека, Пименов и т.п. МКСХ ликвидировали недавно по суду, здание ЦДХ отдали Третьяковке.
Конфискованную коллекцию из 53 тыс. предметов (из них 4,5 тыс. картины) Минкультуры теперь распределяет по российским государственным музеям, с упором на регионы, как раз.
И это впервые такое масштабное перераспределение культурных ценностей после Второй Мировой войны. А почему это возможно, гляньте: а) это не музейная коллекция; б) она совсем новая, художники все 20 века; в) она не изученная. И вот этот «чистый лист» со складов можно перераспределять. А взять из фондов Третьяковки и Русского музея и отдать другим музеям — нельзя.
UPD: коллега высказывается с другого немного ракурса тут.
«Отвечаю: Музей — по сути своей НЕ кинотеатр.»
я бы вообще поставил первым пунктом. Поскольку основная функция музея — хранить и изучать, а не экспонировать. По моим наблюдением, осознают это очень немногие, даже среди любителей ходить по музеям. В какой-то степени это вина самих музеев — почему бы не проводить разъяснительную работу о сути музейного «закулисья»? На западе так иногда делают (например, на выставках «из фондов»), но тоже не очень часто, к сожалению.
P. S. Все-таки подумал, что в относительно небольших «провинциальных» европейских музеях мне нередко попадаются экспонаты из «центральных» музеев с указанием permanent loan. Наверное, это неплохой подход. Это, конечно, не совсем не тотальное «отнять и поделить», но в отдельных случаях большой музей может давать небольшому в «постоянную аренду» некоторые экспонаты. Например (реальный случай) большой художественный музей передал музею судоходства коллекцию картин с кораблями 19 века. С художественной точки зрения их ценность невелика, а вот для музея судоходства они ценны, как наглядный материал.
Ну и ещё сам принцип permanent loan. Суть его в том, что работа, даже постоянно находясь в экспозиции «провинциального» музея, остаётся собственностью «центрального». Плюс в том, что провинциальный музей будет хорошо следить за подарком (ибо если профукают — будут иметь проблемы с условным «эрмитажем»), в то же время в случае необходимости реставрацию возьмет на себя центральный музей. В общем, неплохой подход, я считаю. Самое главное — нужно рассматривать каждый случай отдельно, а не взять и раздать одним махом все фонды «эрмитажей» провинциальным музеям.
выставочный обмен, по крайней мере, у нас весьма дружелюбный