О привлекательной порнографии и женских изменах

О самоцензуре и фильме «Верность»

Я ощущаю социально-политическое давление не когда мне кто-то может сказать: «Мы тебя в тюрьму посадим за это». Это как раз может вызвать еще больший протест, а когда волей-неволей к тебе приходит страх в виде самоцензуры — вот что раздавит тебя по-настоящему. Поэтому я и моя команда решили себя не цензурировать от слова совсем. Поскольку создание фильма — это индивидуальная работа: и сценарный этап, и производственный, это делается герметичным коллективом.

Никто не навяжет тебе страхов там, где они не родились у тебя сами собой.

Я, как танк, перла вперед. Бесстрашие и отвага— вот наш девиз. Тем не менее приходили сигналы: «Осторожно, на это не дадут денег, не выпустят в прокат, обольют зеленкой». Но я не чувствовала, что мы делаем что-то запретное. Это давало веру и уверенность. У меня не было ощущения, будто я какой-то борец. Мы просто делали свое кино, которое нельзя было не сделать.

О женской измене

Мне было интересно поискать сложные мотивации в поступках женщины на территории, которую сегодня не принято обсуждать: в нашем обществе табуирована тема женской измены, у нее есть однозначно категоричная отрицательная коннотация, «оправданий этому не существует». Все просто: «грех и шлюха». При том, что люди об этом много думают, ведь измены происходят, происходили и будут происходить.

Если мужчина может обсуждать измены, как это было здорово или плохо, то женщина промолчит в 99% случаев.

На показе фильма «Верность» в «Гараже» девушка встала и сказала во время обсуждения: «Я изменяю своему мужу». Вы сейчас сделали такое же лицо, которое сделал весь зал. И я тоже. Вопрос девушки был в том, что ей теперь делать с этим. Это показало, насколько наш фильм вообще только начинает разговор о женских изменах, то есть он пока исключительно в зоне дискомфорта. Поэтому ее вопрос шокировал нас всех, хоть и был наполнен искренностью, очарованием, именно такой непосредственной позицией женщины, которую хочется видеть. Короче, это было очень круто — начать говорить про это. Надеюсь, наша откровенная и незащищенная позиция в фильме дает импульс зрителю открыться в ответ.

Я понимаю, что мы не создали мирового шедевра, потому что остальной мир ушел сильно вперед в этом вопросе. В мировом контексте этот фильм просто устарел.

Нигина Сайфуллаева. Фото из личного архива

Об актрисах и актерах

У нас был сопродюсер, он с нами не прошел весь путь, но очень волновался и говорил, чтобы я искала иностранных актрис, потому что наши — беда, никто не согласится. Я сказала: «Нормально, поищу». Четыре месяца прошло, и я ее нашла. Четыре месяца разные девушки приходили на встречу и далеко не все говорили «нет». Даже наоборот, большинство хотели изучить эту зону, готовы были раскрыться, поделиться. Но некоторая настороженность присутствовала у всех. Когда пришла Евгения Громова, она сказала: «Прочитала сценарий и поняла, что буду играть в этом фильме». Ей хотелось реализации этой части своей личности.

Саше Палю очень понравилась история сразу. Если Женю я искала, то Сашу мы представляли еще на уровне сценария, и не было никакого кастинга.

У Паши Ворожцова — очень яркая роль. Мне кажется, что его персонаж — Вадим — он не злодей и не насильник. Он подавлен своей женой: сильной, лидирующей фигурой. Герой довольно мягкий и где-то трусоват. Я думаю, что в момент, когда Вадима застают с героиней, он готов поседеть, настолько это страшно, что узнает жена и его распнет. Мы Вадима рассматривали не как злодея, нам его было жалко.

В сценарии у нас была ремарка: «Кто эта ночная чудесная б​***ь?».

Это была позитивная встреча для них обоих: наша героиня получала удовольствие, и здесь участвовал еще какой-то внутренний ее запрос. А с Вадимом никогда такого не было, забыть о ней невозможно, и у него было яркое желание прикоснуться к ней опять.

О прокате и «18+»

Мы получили прокатное удостоверение от Министерства культуры с ограничением «18+». Моя племянница пятнадцати лет смотрела фильм со своей мамой. Я рада, что она увидела секс не в форме порно, где с женщиной обращаются жестко и ни о какой любви речи не идет.
Думаю, не нужно уточнять, что в этом возрасте порно они уже активно смотрят. И очевидно, что она пока не способна уловить всех тонких моментов во взаимоотношениях, у нее нет этого опыта, но она может почувствовать территорию любви, желание близости, важной роли самопознания — это все очень важно, и я бы ей пожелала пройти этот этап кризиса раньше, чем наша героиня, и понять, что такое уважение к своему телу, чувствам и эмоциям.
Кадр из фильма «Верность»

О любовных и сексуальных сценах

В нашем фильме в плане откровенности мы дошли до предела, следующим шагом должна быть порнография. Но именно в этой зоне и заканчивается мой интерес. Наверное, я бы справилась с задачами порно, но, блин, а чувства, а смыслы, а драма?
Если из нашего фильма убрать откровенные сцены, то фильм исчезает, потому что тогда не рассказывается история. В этом ключевая разница. Сюжет в развитии чувств — он раскрывается с помощью сексуального пути нашей героини. Поэтому фильм так устроен.

Об активизме

Я разделяю феминистскую повестку и счастлива работать над расширением роли женщины в российском обществе. Наш фильм очень точно попадает в эти цели, но делали мы его не для социального активизма, а по вполне себе личному запросу. Поэтому я не настоящий активист.
Мы с мужем ходим на митинги, даже сына как-то брали. Но это все равно не тот героический активизм, который я страшно уважаю.

Мы являемся, скорее, лайками: увеличиваем звучание — да, поддерживаем, но до активистов не дотягиваем. 

Моя мама очень боится за нас, когда мы идем на митинг. Потому что когда мы жили в Таджикистане, там была гражданская война, которая затронула всю мою семью. Страх все еще очень живой.

О сестрах Хачатурян

У меня однозначная позиция: я им страшно сочувствую и считаю, что это дикая несправедливость. Не понимаю, как устроена логика людей, которые их вероломно пытаются засадить. Если все, что мы знаем, — это факты, а именно: многолетнее издевательство, побои, насилие физическое и моральное… Очевидно же, что была самооборона, это было спасение своей жизни. Может быть, если бы они в тот момент не напали на отца, он бы их всех придушил. Мне искренне жаль этих девочек.
И мне жаль этого мужчину, он, видимо, был глубоко несчастным человеком, если превратил свою жизнь в это. Возможно, если бы отец девочек прошел большую психотерапию, мы бы узнали, что им двигало на самом деле. Сейчас он просто злодей, который уничтожал своих детей.

О Голунове и Устинове

История с Голуновым была восхитительной, это воодушевило все остальные цеха, это прецедент: Коллеги смогли отстоять своего. Мы были на Кинотавре, к нам подошла Саша Сулим, корреспондент из «Медузы», говорит: «Вы можете тоже дать комментарий в поддержку?». Мы говорим: «Конечно!». Проходит два часа, и мы узнаем, что Ивана отпустили! Это был на самом деле очень классный момент человеческой радости, редкого эпизода справедливости.
История с «Московским делом» восхищает не меньше. Вообще, появилась какая-то надежда, что нас слышат, хоть и очень неохотно. Что от нас что-то зависит. Что мы, граждане, что-то можем. Это дико важный этап. И кто бы что ни говорил про «своих», ценности борьбы это никак не преуменьшает.
Аргументы дискредитаторов этой истории, типа «да Устинов же сам кивал власти и был росгвардейцем», совершенно неуместны, потому что все это никак не оправдывает беззакония, с которым ведутся эти дела. Борьба идет за живых людей, за нас с вами. Меняется мышление.
Мы видим, как смело и ярко выступают наши коллеги, и теперь это разговор не верхушки с верхушкой — теперь это общество говорит. Граждане отказываются молчать. Я горжусь тем, что Саша Паль сумел так массово вдохновить людей. Вот где герой.
Актер Александр Паль у здания Администрации президента РФ. Надпись на плакате: «Свободу Павлу Устинову!»

О любимых книгах и эротике и порнографии в литературе