27 января 2018
Люди даже смутно не понимают сил, которые управляют их жизнью. Они не понимают смысла своей эволюции. То, что называют «прогрессом», опустило человека гораздо ниже живущего на свободе животного.
Образ жизни зверя — есть экологически чистую пищу, жить в самых подходящих для организма климатических условиях, много двигаться и никогда ни о чем не волноваться — сегодня доступен только ушедшему на покой миллионеру.
А обычный человек всю жизнь работает, высунув язык от усталости, а потом умирает от стресса, успев только кое-как расплатиться за норку в бетонном муравейнике. Единственное, что он может, — это запустить в то же колесо своих детей.
Город — это много-много таких историй, помноженных друг на друга. Когда давящая бессмысленность такой жизни перевешивает страх смерти, начинаются войны. Когда перевешивает страх смерти, наступает мир.
Я странный? да,
я в ванной с книгами сижу а перед фонарем с мечтой
я в рваной куртке, босый, между миром и войной
тусуюсь там, где выбор пал на битву, выбор пал на бой,
увы с самим собой, я никому не доказал не капли кстати зря,
ведь до сих пор наточены все сабли, и готовы покорять…
Да, был бы смысл выпивать моря, я б выпил,
и из золы сожженного царя создал бы вымпел,
то что сейчас неверные творят,
на гибель разума бросают всех ребят,
вы интернет используете, телек, сми, а там одна вода,
я странный? да…
Все-таки нужно внести ясность, поскольку, как выяснилось, многие считают сталинскую экономику неким гибридом между социализмом и капитализмом, а называют это странным словом «многоукладность». За желанием представить Сталина эффективным менеджером скрывается мелкобуржуазный страх перед изъятием булочных, введением казарменной униформы и экспроприацией туалетной бумаги.
Означает ли сталинская «многоукладность» восстановление частной собственности на средства производства для мелкого и среднего булочника? Да ни фига подобного. Форм собственности в СССР две, и ни одна из них — не частная. Есть государственная собственность (например, ЗиЛ). Есть коллективная собственность (артели, колхозы, кооперативы). В обоих случаях средства производства остаются общественными. Сохраняется товарный рынок, но, как совершенно верно пояснял сам «менеджер», до отмены товарного и денежного обращения надо еще дожить, по указивке сверху это не делается. Тем не менее даже товарное и денежное обращение — временны. Точно так же временны и колхозы с артелями. Они тоже окончательно огосударствятся (как пишет «Менеджер»), но не сразу и не насильственным, а естественным путём. По своему, стало быть, хотению.
В общем, попытки отстоять «мелкий и средний бизнес при социализме», прикрываясь кровавым тираномъ, смешны и несостоятельны.
А что же тогда будет с несчастным булочником? Кто сошьет нам конкурентоспособные носки? Кто сварит конкурентоспособный борщ?
Милые защитники ООО и ИП, вы абсолютно не с той стороны ожидаете подвоха. Бояться вам следует не Швондера с маузером, а себя же самих и ваших старших товарищей. Средний и мелкий бизнес в океане капитализма — это самая первая и самая лакомая добыча для больших акул. Где вчера была уютная семейная кафешечка, уже завтра разместится «Шоколадница» или «Старбакс». Где стояла продуктовая лавочка — нарисуется «Дикси», «Ашан», «Магнит» или «Волмарт». Любой стартапперский Скайп или Телеграм будет сожран Микрософтом или Интелом.
Мелкий буржуа визжит от обиды. Не хочется ему в пролетарии. Не хочется уступать свой кусочек прибавочной стоимости. Поэтому мелкий буржуа ищет за фасадом «Волмарта» глобалистов, масонов, русофобов и рептилоидов, пополняя собой ряды националистов-консерваторов, мечтающих отменить прогресс и провернуть фарш истории в обратную сторону.
Но нет, товарищи предприниматели, ничего не получится, говорит нам кровавый тиранъ почти в каждой своей работе. Капитал всегда стремится к укрупнению, монополизации, а следовательно — к обобществлению труда. И не поможет никакая демократия (парламентом владеют те же монополии), никакой Франклин Рузвельт (если он хочет жить). То есть булочную отберут так и так. Вопрос лишь, в чьих интересах она будет работать, кому будут доставаться вершки, а кому — корешки.