Евгений Фролов /
Лента
5 апреля 2018
Тайна женской сумочки
На той неделе коллега пришла на работу и практически с порога начала возмущаться:
– Представляете, купила кефир, положила в сумочку, а в троллейбусе его спи**или!
Мы всем коллективом посочувствовали и коллеге, которая осталась без кефира, и ворам, у которых жизнь настолько тяжёлая, что приходится красть продукты в транспорте.
Через два дня, когда она полезла в сумочку за обедом и, видимо застала её полностью залитой, мы услышали новое возмущение:
– Бл*ть, а кефир-то, оказывается, не спи**или!
qmount
Приоритеты
Девочка Маша лет 8, играет на улице со своим младшим братиком Пашей которому 5. И вот Павлик цепляется соском за торчащую часть металличкой конструкции и почти (на 2/3) отрывает себе сосок. Паша стоит как ни в чем не бывало, а Маша в ужасе! Хватает брата и бежит с ним со всех ног домой. Маша, от страха, начинает по дороге дико реветь, а Паша рядом все так же спокоен. Вот они добрались до своего двора где их встречают бабушка и мама, которые сразу бросаются к рыдающей Маше.
Маша: ( сквозь слезы)
— Паша порезался!!!
Паша все так же непоколебим.
Бабушка с мамой осматривают рану и успокаивают Машу.
Мама: -Тут ничего страшного, заживет.
Бабушка: — Ему ж ей( грудью) детей не кормить)
И тут… начинает реветь Паша! Все не поймут что случилось.
Мама: — Паша, что с тобой, почему ты плачешь?!
Паша: — Бабушка сказала нас не кормить! Ааааааа! maybox
Армянский Бандерос
Перед тем, как начать читать советуем обратить внимание на хештег. Автор рассказа Лидия Раевская. Это означает, что моралистам и «критикам» её творчества лучше пропустить этот пост и листать ленту дальше. А всем остальным приятного чтения!
Как-то так получаеццо, что не умею я песать о вымышленных персонажах… Может, кишка тонка, может, с фантазией дефицит, а может, просто креатива хватает в моей собственной жизни. И до сих пор не пойму: хорошо это — или плохо? Сегодня я, в очередной раз, подниму избитую тему об Интернет-знакомствах. Возможно, ничего такого нового я не привнесу, но вот вам флаг в руки, и барабан на шею: решать вам.
Итак, дело было в далёком 2000-ом году. В том знаменательном году я уже хрен знает скока была брошенной маманей-одиночкой, и не имела ничего кроме лучшего Друга Дениски. Дениска неспроста был мои лучшим другом (хотя, почему это был? Он и щас есть!), он радел за Лидкину личную или, хотя бы, половую, жызнь и всячески пытался ей её устроить…
Вначале рассмотрению была подвергнута его личная персона, но очень быстро отвергнута по многим причинам. Если Диня и обиделся — я до сих пор об этом не подозреваю… А ещё у Дини был Тырнет. По карточкам. Тормозной шопесдец. Но был. И тёмными ночами Диня заходил в какой-нить московский чат под ником Линда, и клеил там мужыГов. Наклеив пяток-другой, он показывал их мне, и мы уже вместе решали кому отвалить щастья в виде меня.
В ту кошмарную ночь Диня нарыл мне Роберта Робертовича. Именно так. Роберт Робертович. И это нифига не ник! Это фамилие ево такое. Имя, вернее. С отчеством. А ник у него был, шоп мне сдохнуть если вру — Лав Мэн Из Москвы! И не меньше. И писал он Дине-Линде: «Если ты, — пишет — Кракозябра с кривыми ногами и с горбом — иди сразу в жопу. Немедленно. Ибо я — копия Антонио Бандероса (да-да, именно так!), и весь из себя небожытель ниибацца. И даже если ты милая симпатичная девчушка — всё равно иди в жопу. Патамушта мне, такому Антонию-Бандеросу-Прынцу Ниибическому-Роберту-Робертовичу нужна как минимум Мисс Вселенная. И только так. Да.»
Линда-Диня хрюкнул, и написал ему: «Да твоя Мисс Вселенная третьего дня приходила автографу у меня выпросить, да была послана нахуй, и сопровождена пинчищем пионерским, для скорости, понял? Я ваще баба охрененная, а ты, наверное, гном бородавчатый.» Роберт Робертович возмутился, и потребовал очной встречи. А я дала на неё согласие. К сожалению, как оказалось…
И вот, я стою на станции метро «Цветной бульвар», с газетой «СПИД-инфо», в виде пароля, и жду Антония Бандеросу. Стою, мечтаю о том, как я щас ахуею от такой красотищи, и какой у меня Динечка молодец, шо выкопал мне такого жониха, ёпвашумать!
Из брильянтового дыма меня вывел осторожный стук по плечу, и писклявый голос: «Ты — Лида, да?» Я порывисто обернулась, волосы мои взметнулись пшеничным вихрем, на щеках алел румянец, и губы жадно зачавкали: «Роберт… Бандерос…»
И тут я вижу, собственно, Роберта…
Лирическое отступление. Грешна я. грешна тем, что иногда слишком что-то преувеличиваю либо приукрашиваю. В принципе, незначительно, но понятие «Точность» — это не мой конёк. Но всё, о чём я напишу ниже — чистая правда, без преувеличения. Возможно, даже, приуменьшила, ибо достаточно дохуя лет прошло с того момента, и что-то я могла и подзабыть… Итак:
Карлик. Почти. Метра полтора. На коньках, и в шапке. Армянин. Стопудовый. На носу — бородавка, с торчащим из неё кустиком сизых волос. Волосы длинные, давно немытые, в перхоти, и перетянуты в хвостик ПАССИКОМ ОТ ПРЕЗЕРВАТИВА!!! И это ещё не всё. На нём была рубашка в клеточку с мокрыми, и добела вытравленными армянским потом, подмышками, и он дышал мне в лицо ароматом трёх десятков мёртвых хорьков, убитых дустом в момент группового калоотложения.
Я вздрогнула, и уронила пароль. Роберт улыбнулся улыбкой Фредди Крюгера, поднял пароль, и, обдав меня запахом покойных хорьков, пропищал: «А ты это… Ничё такая… Я думал, хуже будешь. Ну чо, пошли гулять шоле?»
По-хорошему, мне надо было срочно съёбывать от него с воплями Видоплясова, но я впала в маразм и ступор, и покорно поплелась за Бандеросом-карликом, не веря своим глазам…
На улице был апрель. И лужи-лужи-лужи… Много луж. Я шла по ним с обречённостью бурлака с Волги, и думала о Диньке… О том, что зря я отвергла его кандидатуру… о том, что щас бы я лежала у Диньки на диване, он бы суетился и делал свой фирменный жутко гунявый глинтвейн, а потом я бы уткнулась в него носом, и мы бы смотрели с ним Шрека…
Но вместо этого я шла как бригантина по зелёным волнам за Робертом. Неизвестно куда.
Я замечталась настолько, что пришла в себя у дермантиновой двери от писка карлика Бандероса: «А вот тут я жыву… Проходи!» Тут я встрепенулась, и хриплым басом прокаркала: «НЕЕЕЕТ!!! Я домой хочу! У меня молоко убежало, и я пИсать хочу очень!» Чо я несла, Господи…
Но Роберт уже открыл дверь, и дал мне поджопника. Я влетела в помещение, и замерла, раззявив рот: кто-нить из вас видел клип «Дюны» «Коммунальная квартира»? Ага-ага. Теперь я знаю, где это клип снимался! Мимо меня бегали дети без трусов, и с горшками в руках, тётки в бигудях и с тазами, мужыги в семейниках… И никто не обращал внимания на то, как я, получив второй поджопник, резво полетела по коридору в голубую даль.
Долетела я до каморки Роберта. Отдышалась, поймала себя на том, что потею и воняю от страха не хуже Роберта, и пошевелила булками, проверяя наличие влаги меж ними. Сухобля. Видать, организм мой сильнее, чем я думала. Роберт по-босяцки пнул ногой облезлую дверь, и впустил меня в свои палаты. Впустил — это, правда, мягко сказано. Он меня туда впнул. Знаю, что нет такого слова, но по-другому и не скажешь. Когда дверь за мной захлопнулась, я медленно огляделась…
2 пивных ящика. На них лежит матрас. Ссаный. Судя по цвету, виду и запаху. Это, типа, кровать. Ещё один ящик. На нём доска. Это стол. За ним едят. Такой же стул. На нём сидят. И шифоньер с тёмным потрескавшимся зеркалом. Я шлёпнулась на стул. Который ящик. И стала ждать смерти от армянского надругательства.
Роберт важно сел рядом, шлёпнул мне на стол фотоальбом, и сказал: «Это фотки с нудистского пляжа. Оцени мой член.» Я судорожно сглотнула, и поняла, что меня щас выипут. Возможно, с извращениями. И заставят мастурбировать бородавку. икнула. Снова пошевелила булками. Сухо. Вздохнула и открыла альбом.
Увидела члены. Сплошные члены. В зарослях чего-то дикорастущего. С мотнёй а-ля «Тут потерялся и умер Индиана Джонс». Зажмурилась. Пошевелила булками. Сухо. Аминь.
Не знаю, правда, какой из этих членов принадлежал Роберту, но на всякий случай сказала: «Неплохой такой… Пенис. Да.»
Роберт очень обрадовался, и обнажил в смущённой улыбке коричневые зубы.
И сказал: «А теперь выпьем с горя! Где же кружка?» И убежал. Пока его не было, я предприняла попытку свалить через форточку, но поняла, что пятый этаж, а жопа у меня нихуя не с кулачок, еси чо… И загрустила. И снова настроилась на армянское надругательство.
И оно пришло. Через пять минут. С эмалированной зелёной кружкой, с которой, по видимому, прошёл весь ГУЛАГ его героический дедушка Автандил… В кружке плавали опилки и небольшие брёвна. Это был чай. Наверное. Ибо перед смертью пробовать яд не хотелось. Наверняка, он был долгоиграющий. Я бы сначала изошла поносом, соплями, и билась бы в корчах минимум 5 часов…
А вот в довесок к яду мне принесли овсяное печенье. Одно. Но, что характерно, спизжено оно было явно из клетки с попугаем. Ибо было явно поклёвано с одного краю.
Паника меня потихоньку отпустила. Раз меня поят чаем с печеньем — значит, уважают, и убивать прям щас не будут точно. Возможно, я отделаюсь только дрочуванием бородавки.
Тем временем у меня затекла жопа. Реально так затекла. И я встала. В полный рост. При этом у меня задралась рубашка, и на секунду мелькнула серёжка в пупке…
ЖЕСТЬ!!! Жесть-жесть-жесть!!! Кто ж знал, что пирсинг — это фетиш Роберта Робертовича??? Мой дырявый пуп с дешёвой серёжкой из хирургической стали произвёл на Бандероса неизгладимое впечатление: он рухнул на колени, припал к моему животу губами, и стал грызть мою серёжку, бормоча: «Принцесса моя… Я тебя люблю… Выходи за меня замуж… Мондула моя…» Я случайно опустила глаза вниз, и увидела 2 жёлтые пятки, торчащие из рваных разноцветных носков…
Всё. Это меня и спасло. Это вывело меня из какого-то гипноза, и я рванула прочь из каморки, по инерции схватив СПИД-инфо-пароль. И безошибочно пролетела по лабиринту коридоров к входной двери…
Сзади топал по линолеуму жёлтыми копытами армянский Бандерос, и кричал: «Отдай газету!!! Я её ещё не читал!!! Отдай!!!»
Я кинула ему газету, и вылетела на лестницу. По лестнице я скатилась кубарем, и понеслась, не разбирая дороги… Я бежала, черпая апрельскую уличную жижу своими полусапожками, на ходу крестилась, и, на ходу тусуя булки, наконец, обнаружила меж ними приятную влажность. Бля. «Легко отделалась!» — мелькнула мысль, и я продолжила своё бегство из Шоушенка.
…С тех пор прошло 7 лет, а я всё ещё ненавижу словосочетание «Антонио Бандерос», рубашки в клетку, и длинные волосы у мужчин.
Павловский рефлекс — форева!!! Лидия Раевская
Дети — это святое.
Все лучшее детям. Пусть хоть дети поживут. Цветы жизни. Радость в доме. Сынок, не беспокойся, папа для тебя все сделает.
Что-то меня вот эта песня страшно утомила. И как родителя, и как бывшего ребенка, и как будущего деда. Может, хватит уже любить детей? Может, пора уже с ними как-нибудь по-человечески?
Лично я не хотел бы появиться на свет в наше время. Слишком много любви. Как только ты обретаешь дату рождения, ты тут же становишься куклой. Мама, папа, бабушки, дедушки тут же начинают отрабатывать на тебе свои инстинкты и комплексы. Тебя кормят в три горла. Тебе вызывают детского массажиста. Тебя для всеобщего умиления одевают в джинсы и курточки, хотя ты еще даже сидеть не научился. А если ты девочка, то уже на втором году жизни тебе прокалывают уши, чтобы вешать золотые сережки, которые во что бы то ни стало хочет подарить любящая тетя Даша.
К третьему дню рождения все игрушки уже не помещаются в детскую комнату, а к шестому — в сарай. Изо дня в день тебя сначала возят, а потом водят по магазинам детской одежды, по пути заруливая в рестораны и залы игровых автоматов. Особо одаренные по части любви мамы и бабушки спят с тобой в одной постели лет до десяти, пока это уже не начинает попахивать педофилией. А, да — чуть не забыл! Планшетник! У ребенка обязательно должен быть планшетник. А желательно еще и айфон. Прямо лет с трех. Потому что он есть у Сережи, ему мама купила, а она ведь вроде не так уж много зарабатывает, гораздо меньше нас. И даже у Тани есть из соседней группы, хотя она вообще с бабушкой живет.
Перед школой обычно заканчивается «кукольный период», и тут же начинается «исправительно-трудовой». Любящие родители, наконец, осознают, что они наделали чего-то не того. У дитяти лишний вес, скверный характер и синдром дефицита внимания. Все это дает повод для перехода на новый уровень увлекательной игры в родительскую любовь. Этот уровень называется так — «найди специалиста». Теперь с тем же энтузиазмом тебя таскают по диетологам, педагогам, психоневрологам, просто неврологам и просто психологам. Родня бешено ищет какое-нибудь чудо, которое позволит добиться волшебных оздоравливающих результатов, не меняя при этом собственного подход к воспитанию дитяти. На эти эзотерические по сути практики тратится куча денег, нервов и море времени. Результат — ноль целых, чуть-чуть десятых.
Еще для этого периода характерна отчаянная попытка применить к ребенку нормы железной дисциплины и трудовой этики. Вместо того, чтобы искренне увлечь маленького человечка каким-нибудь интересом, вместо того, чтобы дать ему больше свободы и ответственности — родственники выстраиваются в очередь с ремнем и криком. В результате — ребенок учится жить из-под палки, теряя способность хоть чем-то интересоваться.
Когда же бесполезность потраченных усилий становится очевидной, начинается этап надломленной родительской пассионарности. Тут почти все любящие родители вдруг резко начинают своих детей ненавидеть: «Мы для тебя, а ты!» Разница лишь в том, что у одних эта ненависть выражается в полной капитуляции с дальнейшим направлением отрока в образовательное учреждение закрытого типа (суворовское училище, элитная британская школа), а другие врубают в своей голове пластинку с надписью «ты — мой крест!»
Смирившись с тем, что ничего путного из человека не вышло, родители с Тымойкрестом на шее продолжают добивать в своем уже почти взрослом ребенке личность. Отмазывают от армии, устраивают на платное отделение в ВУЗ, дают деньги на взятки преподавателям и просто текущие расходы, покупают квартиру, машину, подбирают синекуру в меру своих возможностей. Если от природы Тымойкрест не слишком талантлив, то эта стратегия даже приносит какие-то более-менее съедобные плоды — вырастает психически искалеченный, но вполне добропорядочный гражданин. Вот только гораздо чаще на залечивание ран, нанесенных избыточной родительской любовью, дети расплачиваются совсем иначе — здоровьем, жизнями, душами.
Культ детей возник в нашей цивилизации не так давно — всего каких-то 50-60 лет назад. И во многом это такое же искусственное явление, как ежегодно выпрыгивающий из маркетинговой табакерки кока-кольный Санта-Клаус. Дети — мощнейший инструмент для раскрутки гонки потребления. Каждый квадратный сантиметр детского тела, не говоря уже о кубомиллиметрах души, давно поделен между производителями товаров и услуг. Заставить человека любить самого себя такой маниакальной любовью — это все-таки довольно сложная морально-этическая задача. А любовь к ребенку заводится с полоборота. Дальше — только счетчик включай.
Конечно, это вовсе не означает, что раньше детей не любили. Еще как любили. Просто раньше не было детоцентричной семьи. Взрослые не играли в бесплатных аниматоров, они жили своей естественной жизнью и по мере взросления вовлекали в эту жизнь свое потомство. Дети были любимы, но они с первых проблесков сознания понимали, что являются лишь частицей большого универсума под названием «наша семья». Что есть старшие, которых надо уважать, есть младшие, о которых надо заботиться, есть наше дело, в которое надо вливаться, есть наша вера, которой надо придерживаться.
Сегодня же рынок навязывает обществу рецепт семьи, построенной вокруг ребенка. Это заведомо проигрышная стратегия, существующая лишь для того, чтобы выкачивать деньги из домохозяйств. Рынок не хочет, чтобы семья строилась правильно, потому что тогда она будет удовлетворять большинство своих потребностей сама, внутри себя. А несчастная семья любит отдавать решение своих проблем на аутсорсинг. И эта привычка уже давно стала фундаментом для целых отраслей на миллиарды долларов. Идеальный, с точки зрения рынка, отец — это не тот, кто проведет с ребенком выходные, сходит в парк, покатается на велосипеде. Идеальный отец — это который будет в эти выходные работать сверхурочно, чтобы заработать на двухчасовой визит в аквапарк.
И знаете что? А давайте-ка заменим в этой колонке глагол «любить» на какой-нибудь другой. Игнорировать, плевать, быть равнодушным. Потому что, конечно, такая родительская любовь — лишь одна из форм эгоизма. Бешеная мать, трудоголик-отец — все это не более чем игра инстинктов. Что бы мы там ни наговорили себе про родительский долг и жертвенность, такое отцовство-материнство — это грубое наслаждение, что-то типа любовных утех, одна сплошная биология.
Есть такая прекрасная индейская поговорка: «Ребенок — гость в твоем доме: накорми, воспитай и отпусти».
Накормить — и дурак сможет, воспитать — это уже сложнее, а вот уметь ребенка с первых минут его жизни потихоньку от себя отпускать — это и есть любовь. Ты как всегда прав, Чингачгук. Дмитрий Соколов-Митрич
А сердце пламенный мотор…
Все мы живем в 21 веке высоких технологий. Живем и радуемся высокоскоростному интернету, огромной куче разных гаджетов и прочего хлама. А давайте представим, что в 17 веке, когда была изобретена первая паровая машина, все пошло иным путем и к нашему веку развилось до невероятных масштабов. Наш мир был бы заселен роботами на паровой тяге, и чтобы совершенствоваться, им бы приходилось добывать железную руду и превращать ее во что-то действительно невероятное. Только представьте этот мир с сотнями городов заселенными роботами, со своим рынком, кучей магазинов, мастерских и научных лабораторий изобретающих все новые и новые технологии. А как таковой человеческий вид нашел бы свое последнее пристанище под толщей земли в бесконечных шахтах ботов-рудокопов! Развивать это можно до бесконечности долго, да и не я первый и не я последний кто пишет на данную тему, но моя история пойдет об одном молодом роботе-рудокопе, у которого вся семья была рудокопами, и он естественно пошел по их стопам.
— В те давние времена, я был гробовщиком-мусорщиком, кряхтя ржавыми челюстями, проскрипел старик, — и это была самая ужасная и постыдная работа для молодого бота. Занимался я тем, что разбирал старых мертвых роботов на составляющие.
Его потрепанная кепка колыхалась на ветру, грозя вот-вот сорваться с поевшей ржавчиной лысины, а на старых ржавых зубах скрипел песок, принесенный с пустыни. Но все это, похоже, не волновало его. Старик был увлечен рассказом свое маленькой правнучке по имени Дори. В отличии от него, ее металлические поверхности сверкали на солнце, а озорная цветная раскраска радовала глаз.
— Наш городок только начинал зарождаться, когда в него пожаловала эта семья рудокопов. Отец, мать и маленький озорной сорванец Джо.
Маленький подвижный Джо, был полон сил и энергии и всех очень порадовал своим появлением. Наверно именно этого нам тогда не хватало.
Еще совсем юная Дороти увлеченно слушала своего прадедушку. Она конечно уже не в первый раз слышала эту историю, но с каждым разом старик вспоминал и добавлял все новые и новые элементы, от чего история становилась все интереснее, хотя может и была не совсем правдой.
— Мер города, которому еще не дали названия быстро пристроил всю семью к делу. Даже самого маленького Джо. С того дня его железная кирка не знала усталости. С раннего утра, до позднего вечера парень пропадал в шахте, и чем глубже он спускался, тем больше историй он нам приносил. Джо рассказывал, будто он видел там под толщей грунта странных существ с панцирями и щупальцами и даже где-то вдалеке слышал голоса бомжей! Ты ведь слышала о них милая? Спросил старик.
— Да, конечно деда. Закивала Дори. – Это кожаные мешки, которых раньше называли людьми!
Старик, соглашаясь, кивнул в ответ и продолжил. – Естественно ему тогда никто не верил. Фантазия разыгралась у малого, что с него взять. Да и мало что может показаться в темноте. И продолжалось это до тех пор, пока однажды, этот сорванец не пропал на всю ночь, чего раньше не случалось. Весь город поднялся на его поиски, но все было бесполезно. А на утро Джо объявился сам, притащив с собой огромный шар очень похожий на глаз бомжа, но железный и намного больше.
Представив это, Дори вздрогнула. Тут в разговор встряла массивная Лола, владелица бара на окраине. – Перестань запугивать девочку, не так все было. Она хотела было сказать что-то еще, но старик подскочил.
— Поглоти меня ржа, если я вру! Скрипучим голосом прокричал он. – Этот железный глаз был ужасен. Тогда мы еще не знали, кому он принадлежит и все кто там был, включая тебя Лола были в ужасе от увиденного. Лола что-то фыркнула себе под нос, но старик этого не заметил. — Все буквально тряслись от страха, но не Джо. В тот день он стал старше. Его глаза изменили цвет с приятного солнечного на холодный сине-голубой и выражали полное удовлетворение от сделанного.
Хлебнув не много масла из лейки, Скрипун старший продолжил рассказ. – С того дня в городе все поменялось. Город, который только начинавший набирать рост, стал увядать как цветок, так и не успев, толком распустится. Джо все дольше стал пропадать в шахте, совершенно не слушаясь запретов родителей. Все стали его сторонится, но не мой сын и твой дедушка Скрипун младший. Он ждал возвращения Джо из шахты и когда тот, наконец, возвращался, то с радостью слушал все новые и новые безумные истории. Родители неутомимого парня, видя, что они более не нужны, отправились на поиски лучшей жизни, предоставив ему полную свободу действий, чему он был очень рад.
С этого момента Дори ничего не слышала раньше и поэтому навострила свои маленькие ушки.
— Твой дед и Джо стали лучшими друзьями. Джо поставлял новые идеи Скрипуну, а тот в свою очередь изобретал странные штуковины, которые к сожалению не находили применения. А взамен идей Скрипун давал Джо фонари, которые горели все дольше и дольше. И так продолжалось довольно долго пока Джо не начал прикладываться к бутылке крепкого пойла в баре после каждого возвращения, твоей тетушки Лолы, пробухтел старик и недобро посмотрев на Лолу. Лола в ответ наградила его надменным взглядом, но перечить не осмелилась.
— Все видели, что этого бесстрашно и неутомимого бота начал одолевать страх. Рисунки и чертежи становились все безумнее, как и его взгляд, а потом и совсем пропал на неделю. В один из долгих пустынных вечеров как этот, я как обычно просаживал заработанные монеты в баре, как вдруг туда буквально влетел Джо. Он был весь в пыли и грязи. Его шляпа была изорвана, словно на него напали бомжи, а из груди бар освещал синий огонек. Поначалу мы испугались, что этот бот совсем обезумел и сейчас нападет на нас, но Джо нас быстро успокоил, заговорив своим обычным спокойным голосом.
По старику было заметно, что он устал, и на предложения немного отдохнуть лишь небрежно отмахивался. Ему натерпелось рассказать эту историю, пока он еще может это сделать.
— Всю ночь он рассказывал нам, где был и что видел. По его словам, глубоко под нами лежит целый город «электрических машин». Да, так он и сказал. А еще что весь город сияет тысячей, НЕТ, миллионом огоньков разных цветов, словно звездное небо, но намного красивее. Джо клялся, что честно пытался зайти в этот город, но не смог, так как его обстреляли странные существа, висевшие прямо на стенах и в доказательство показал нам сквозную обожженную дыру в ноге. В ужасе убегая Джо, удалось прихватить с собой один из огней который совсем не обжигал. Этот огонек странным образом сжился с ним единое целое и словно путеводная звезда или даже маяк указывал путь. Он то и вывел его на поверхность.
— После этой ночи поползли страшные истории, что чудовища из под земли все ближе и скоро город рухнет в тоннели. Но боты не торопились покидать насиженных мест. Тем более Джо принес с собой столько руды и красивых камней, что обеспечил город на многие годы, а сам он купил всю шахту, наложив запрет на вход в нее, объяснив это тем, что там ОЧЕНЬ опасно для ботов. Целый месяц Джо и Скрипун младший сидели в мастерской, что-то обсуждая, а потом, ни с кем не попрощавшись, бот-рудокоп Джо спустился последний раз в свою шахту и пропал навсегда.
Автор: Дунаев Семен