Незадачливый букет на 8 марта

Он ненавидел 8 марта со школьного детства. Ненавидел и опасался. В здоровенном пакете, с которым он через всю Москву тащился на работу седьмого числа бултыхался напиток винный игристый, шелестела дрянной упаковкой колбасная нарезка, купленная по акции, перекатывалась оставшаяся в шкафу с нового года банка оливок.

В его классе было 6 мальчиков на 24 девочки. Весь год ему было решительно все равно, какого пола одноклассники, он и пол этот самый начал различать по всем меркам поздно, в 15 лет, когда впервые влюбился. Но примерно с 15 февраля он мечтал заболеть. Да так, чтобы не выздороветь до 9 марта (чего, кстати, никогда не случилось).

Виной всему были эти злосчастные 24 и 6. Потому что к 23 февраля девочки готовили подарки мальчикам, а к 8 марта мальчикам приходилось отдариваться.

Девочки готовились обстоятельно. Они собирали по 4 копейки (к старшим классам подобрались к 100 рублям), составляли список в общей тетрадке за 14 копеек, шушукались, ходили в соседний магазин «Игрушки». Одноклассниц можно было встретить в булочной у кондитерского прилавка, где они с серьезным видом производили расчеты: и подарок купить и чтобы на сладкое всему классу осталось. Мужской праздник не причина лишать себя любимых песочных пирожных и кексов с изюмом.

23-го февраля девочки всегда вызывались дежурить по классу, хотя в другие дни старались спихнуть на мальчиков ранний приход в школу, проветривание, мытье пола после уроков. В класс всех запускали только 8.25.

В этом крылся «коварный» расчет урвать несколько минут от урока: мальчикам полагалось чинно сесть за парты и начать радостно пузыриться как можно дольше подписанной открытке, копеечной машинке или пластиковому молоточку для трехлеток. Радостно ныть, что сладкое (угощение стояло на подоконнике на салфеточке) надо бы съесть прямо сейчас, а не на большой перемене.

Учительница обычно вступала и игру и давала минуты три. Еще две оставляла на канючанье класса: «Сегодня прааааздник, ну что вам стоооооит».

Чай пили, конечно, на перемене. К этому моменту открытки выкидывались в мусорку на глазах у одноклассниц, а машинки, сломанные во время гонок, валялись по всему полу, и мальчики зловредно наступали на них, с хрустом давя на осколки. После уроков девочки, едва не плача от обиды, убирали горы мусора и объедки, в которые превращались их подарки.

Но долго торжествовать не удавалось: к земле прибивала неотвратимость 8 марта. Одноклассникам имело смысл скидываться не меньше чем по 20 копеек в первых классах и по 300 в последних. А поскольку ежегодно кто-нибудь отлынивал или заболевал, они оказывались перед дилеммой: либо ничего не дарить и все потратить на еду, либо покупать подарки разного достоинства.

За годы учебы они испробовали и тот и другой способ. Зная, что девочки волнуются и ждут подарков, шестеро мальчиков ни разу не сумели сделать счастливыми 24 девочек. Каждый раз выходило плохо. Либо обижались все девочки, либо часть. Экономили обычно на самых некрасивых, толстых и вредных. Те плакали, заедали обиду конфетами из портфеля и злились еще больше. Потом, конечно, забывали — до следующего года. Забывали и мальчики. Остальные. Но не он.

Его детской жизни 8 марта причиняло дополнительное страдание. Деньги на подарки для девочек ему, ребенку из неполной семьи, надо было просить у мамы. Она, конечно же никогда ему не отказывала: молча доставала из потрескавшейся по углам сумки маленький кошелек, со скорбным лицом давала понять, что в нем нет бумажных купюр, высыпала на стол копейки и начинала долго отсчитывать. Не глядя протягивала ему, уходила в угол, закуривала.

Говорить в этот момент не полагалось. Однажды он попробовал сказать, что заработает и отдаст. Дрожь пробежала по телу, когда он вспомнил мамино исказившееся лицо, ее скрюченные пальцы перед его горлом и каркающий голос, выплевывающий, что ей от него ничего не надо, что она тянет лямку, что она отдала все ради него...

Он вышел на Новокузнецкой на пересадку. Ему отчаянно надо было зацепиться за что-то светлое. Но все было как обычно. И даже хуже. Бомжи на лавочках уже начали отмечать женский день. Или еще не закончили с мужским. Контрабасист с остатками вчерашнего корпоратива на лице, распихивал инструментом женщин с грустными лицами и чахлыми букетами: ему надо было успеть поздравить дам в банкетном зале «За углом». Бегунки, прочно воцарившиеся на станции, выцепляли глазами покупателей.

Погрузившись в воспоминания, на автомате сделал пересадку: все годы учебы в институте, на любой работе женщин было больше, мужчин меньше. И мужчины всегда проигрывали отмечание еще на стадии покупки подарков. Поэтому большинство, сделав вклад в общий стол, быстро исчезала, отмазавшись делами и детьми, другие деловито напивались, зная, что настанет миг, когда еды и алкоголя не хватит и идти за ними придется трезвым, оплачивая из своего кармана.

«Надо было взять отпуск!» — подумал он примерно в 18 раз за рабочий стаж. Но почему-то так ни разу не сделал. Будто наказывал себя за те 20 копеек, которые так и не отдал маме. Или за слезы одноклассницы, которой он в 4 классе, смеясь подарил пустой пакетик. Имя ее давно забыл, а хлюпающие рыдания, промочившие белые банты на косичках — нет.

В вагоне он постарался встать в угол, чтобы на задеть ни один из увядающих на глазах букетов. Пара остановок, и ему удастся пройти квест «добраться до работы накануне 8 марта без нервного срыва».

— Зачем мне ваш букет?

Он вздрогнул, ссутулился услышав такие страшные и «родные» интонации.

— Это вам. Просто так!

Голос был не тонким и не низким, не тихим, но и не громким. С какими-то насмешливыми, веселыми и, одновременно, чуть грустными интонациями. Самое главное — голос был манящим. Настолько, что он стал потихоньку пробираться поближе: ему обязательно надо было увидеть его обладательницу.

— Мне ничего не надо от вас!

Голос чуть сник, но через пару слов вскинулся, взвился к потолку скрежещущего ржавчиной старого вагона:

— Понимаете, я взяла себе за правило покупать у бабушек в переходе последний букет. Она устала, ее наверняка ждут дома. А потом я иду и дарю кому-то этот букет, чтобы человеку сделать приятное. Моя сестра так делает много лет. А теперь и я. Возьмите! Пусть у вас будет праздник.

Голоса стихли, исчезли. Народу на новой станции прибавилось, и он совершенно потерялся в направлении — где ее искать. Внезапно очнулся: это же была его станция! Рванулся к выходу, выскочил в последнюю минуту.

Он ехал на эскалаторе, улыбаясь. Улыбаясь этой невстрече, в мгновение перечеркнувшей многолетние страдания по незадачливому празднику.

И он точно знал, что сделает на обратном пути: купит последний букет у бабушки, чтобы подарить его незнакомке.

На 8 марта.