Памяти Аллы Покровской

Алла Покровская была одной из главных вертикалей, которые скрепляют Художественный театр и Школу-студию МХАТ. При ее появлении где-либо всё замирало, актеры были готовы получить или не получить одобрение учителя. Ее любили все, это правда. Когда она оценивала актерскую игру, ты понимал, что она знает театр не как театровед или насмотренный зритель — а как человек, который изучил на себе морфологию, анатомию актерской игры. Она знает, как объяснить артисту, что конкретно надо делать с телом своим, как конкретно решать задачу, как выбраться из тупика по пунктам.Маленькая, быстрая, грозная, она умела стремительно разгоняться от привычной суровой сосредоточенности до обаятельнейшей улыбки и самого беззаботного, совершенно раблезианского, раскрепощенного смеха. Эту реактивность эмоции уловил Кирилл Серебренников, в спектакле которого «Господа Головлевы» Покровская играла мать Порфирия: забитая, униженная, нищающая, переживающая свою вину женщина загоняла внутрь себя чувство негодования по поводу сына-чудовища. И, видимо, первая — еще до всех смертей — понимала, чтО она вырастила. Иудушка Евгения Миронова тянул из нее силы сладострастно долго, как густой замерзший шоколадный коктейль с усилием тянут из маленькой трубочки. Покровская показывала многочисленные стадии помертвения: крепкая домоуправительница методично превращалась в дряхлую старуху, со смирением и отупением наблюдающую такого сына. Силы для последнего броска она копила в обратной прогрессии. И тем страшнее был ее последний вздох — когда Иудушка вознамерился отобрать последнюю коляску у матери, та нашла в своем высосанном, засушенном теле последние силы для того, чтобы прокричать сухо, хрипло и остервенело: «Про-кли-наю!!!» И кто слышал, как эту фразу орет, фактически выблевывает Покровская, этого мгновения театра уже не забудут. Словно рожала сына обратно, вытравляла плод.Кто-то (думаю, Марина Брусникина) однажды показал Алле Покровской пьесы Ирины Васьковской. Она носила их много лет подряд в разные театры, и в контору МХТ, и в Школу-студию. Послушали ее только на курсе Евгения Писарева, где вышел спектакль "… Чтобы нам всем было хорошо и прекрасно". Вместе с Покровской его делали Олег Тополянский и Александр Матросов. В частности, там играла Таисия Вилкова. Меня попросили прочесть лекцию о новейшей российской драматургии для студентов — они тогда впервые касались такого материала. Лекция была долгой, шла два часа. К моему изумлению — я это понял только к концу — я обнаружил в числе слушателей, за головами студентов, маленькую Аллу Борисовну, которая, как это ни парадоксально, тоже слушала все, что я говорю, от начала и до конца. Когда я это понял, у меня похолодела спина. Слава богу, я это узнал под конец.Спустя пару дней мы случайно встретились, и Покровская мне сказала, что я про новейшую пьесу говорю именно то, что когда-то она слышала от Олега Ефремова на раннем этапе «Современника». То есть для нее дискурс современной пьесы воспринимался как продолжение той новой драматургии, которая сформировала поколение «Современника». Это был для нее один лексикон. Стоит ли говорить о том, что это был один из самых оригинальных и ценных комплиментов в моей жизни.