Как я была настоящим артековцем

В детстве я была  ужасной хлопотуньей.

Всё пыталась саморазвитием заниматься.

Родителям-то некогда было, они работали целыми днями. Вот я и бегала по кружкам.

То в танцевальный загляну —  батман какой-нибудь сделаю.

То в гимнастику —  на брусьях повисну.

А то вдруг решила марки собирать. Не помню почему, но решила.

Эти марки и стали  моим пропуском во Всесоюзный пионерский лагерь Артек – здравницу всех пионеров СССР.

Родители, осиянные мыслью, что каждый советский ребёнок должен отдыхать в пионерском лагере, упорно  меня туда ссылали. Я упорно рыдала и просилась домой. После двух попыток родители плюнули и перестали досаждать мне счастливым пионерским детством.
А не любила я лагеря  потому, что не любила всяческое насилие над собой. Лагерь, с его хождением строем, я воспринимала как бесконечное покушение на  личность.
Поэтому, когда в школе завуч радостно сообщила, что меня посылают в Артек, я заволновалась и на всякий случай ответила, что поехать не могу. Родители не пускают. От меня недоумённо отстали, но через несколько дней к нам домой пришёл какой-то дядька из горисполкома и стал уговаривать родителей, чтобы они отпустили свою дочь в Артек.

На два месяца.

Бесплатно.

Чтобы сделали такую милость.
Родители сделали крайне удивлённые лица и три взрослых человека стали меня … убеждать.

И я сдалась.

Сейчас я понимаю, что  моя кандидатура отвечала всем номенклатурным требованиям. Я была из семьи рабочего и служащей. Хорошо училась. Была председателем совета отряда. Да еще и марки собирала! А в Артеке открывался  слёт  юных филателистов!
Поэтому дядька сидел у нас очень долго, пока я не согласилась.
И вот в начале марта 1972 года  группа детей Сахалинской области прилетела в Крым.

В Артек мы приехали вечером. Нас сразу отправили в душ, забрали всю одежду и выдали казённое облачение – куртки, брюки, белье и даже пижамы из весёленькой фланельки в цветочек.
А на следующее утро, на линейке, я посмотрела по сторонам и ужаснулась.

К тому времени у меня уже было плохое зрение, но очки я не носила и людей опознавала исключительно по одежде.

Лица издалека сливались в одно пятно.

А тут – одежда  у всех одинаковая! Друзей не вижу, незнакомцев не запоминаю…Катастрофа!

Меня быстро заточили в палате инфекционного отделения.

Выходить из палаты запретили и детей ко мне не пускали.

Во избежание заражения.

А лечить меня не могли, потому что без доктора лечить нельзя. А доктор уже ушел домой, это был вечер пятницы.

Без доктора мне было разрешено только принимать пищу, которую сестра приносила прямо в палату.

Есть в общей столовой с детьми мне тоже было запрещено. Во избежание заражения.

Когда я поняла, что из палаты меня не выпустят, я стала плакать долго и сильно.

Я хорошо помню, что плакала  вечер пятницы и всю субботу. С перерывами на еду и сон. Причем, засыпая в слезах, я была уверена, что не проснусь. Так мне хотелось умереть от обиды и одиночества.

А что ещё оставалось делать в пустой  палате, без телевизора, радио, без книг и людей? Только смотреть в окно и плакать!
В воскресенье я поняла,  что надо копить силы. Надо было убедить доктора в совершении роковой ошибки, ведь я была совершенно здорова! А ещё я обдумывала план, что и где мне надо будет сказать, чтобы срочно уехать из Артека.

Я не собиралась здесь оставаться. Ни за что!
Так, в палате-одиночке я провела почти три дня.
А в понедельник пришел врач, очень удивился, увидев моё тощее тело, на котором точки за это время исчезли, и отпустил меня с Богом. Доктор сказал, что никакой чесотки нет, но на прощание меня облили какой-то вонючей гадостью. Во избежание заражения. Только уже непонятно было от кого и чем.
Пока меня не было, в  комнатах  моего отряда провели повальную дезинфекцию, объяснив  пионерам, что  появился случай чесотки и все подлежат санитарной обработке.

Поэтому, когда я вернулась в лагерь, меня ждал…

Ну, дети всегда были жестоки. Они с радостью набрасываются стаей на того, кто не такой...
Зато с тех пор я не боюсь одиночества, и не боюсь быть изгоем. От этого не умирают. От этого становятся сильней.
Но, надо признаться, жизнь в Артеке была устроена так мудро, что нам, пионерам, не давали возможности долго выяснять отношения. Каждый день происходило столько событий и дел,  что сил хватало только на переодевание в пижаму и сон.

Я выбрала  шитьё мягкой игрушки, потому что мечтала иметь плюшевого зайца. В магазинах такое счастье не продавали, и я решила сделать его своими руками.
Кроме того, весь наш отряд был определён в  барабанщики. Нас готовили к очередному празднику, и мы бесконечно маршировали по дорожкам  дружины «Лазурной», отбивая барабанными палочками дробь.

Это было потрясающее чувство!

Совершенное гипнотическое состояние!

Мне очень нравилось бить в барабан (привет Георгию Вартанову!)
Вот с тех пор, из Артека и тянется моя страсть к барабанным ритмам!
Из обязательных кружков нас почему-то заставили учиться в школе юных санитаров. Мы зубрили названия болезней, пытались оказывать первую помощь. Очень скучно и противно.
Ещё мы голосили в хоре песни про «Море седое, чайка седая, морская душа, морская душа всегда молодая!»
Ну и хитом сезона, конечно, была школа юных филателистов!

Мы готовили выставки, учились правильно заполнять кляссеры, слушали многочисленные лекции о филателии.
Этих знаний было много, очень много… А я так не люблю, когда меня заставляют что-то любить!
Кроме этого, нас много возили по южному берегу Крыма – Воронцовский дворец, Ласточкино гнездо, Поляна сказок, поход на Аю-Даг. Встречи с замечательными людьми. Киносеансы, концерты, отрядные дела…
В таком ритме жизни смиряется даже самый упёртый противник хождения в ногу.

К концу марта я уже перестала скучать по дому.

А в апреле я с ужасом понимала, что ведь когда-то придется уезжать из этого счастья.
Да, когда ребёнок с утра о вечера занят интересными делами, времени на сопли, слюни и эгоизм у него не остается.

Я ходила строем, горланила вовсе горло: «Всем-всем добрый день!». Это знаменитый приветственный клич артековцев всем взрослым, встреченным на дороге!

Я била в барабан, пела хором и забыла про  свою личность.
Единственное право, которое я всё-таки отстояла – я не играла в игру пионербол. Ни разу. Я уперлась так яростно, что от меня отстали. Во избежание… А я не люблю командные спортивные игры, да и не командные тоже.  Спортивного азарта во мне нет совершенно, поэтому я до сих пор не знаю – что это такое пионербол?
Разумеется, огромное, просто ошеломительное впечатление на нас, детей провинции, произвела красота крымской природы. Улыбчивое южное солнце, кипарисы, роскошные дворцы – для меня и для многих ребят Крым стал сказочной страной!
Ведь  в Артек отправляли пионеров из очень глухой глубинки СССР.

Я помню ребят из крайнего Севера, из далёких сёл  Узбекистана, Таджикистана.

Я помню деревенскую девочку из Узбекистана и её 40 косичек, смазанных  каким-то козьим, что ли молоком.

Я помню, как пионервожатые пытались её успокоить, когда она поняла, что в Артеке не будет 40 косичек. И молока для волос тоже не будет.
Многие из нас были потрясены бытовыми условиями самого Артека. Мы жили в дружине «Лазурная», в старинных коттеджах, удобно перестроенных для детей. У каждого отряда был отдельный домик, по-домашнему уютный, красивый.
В артековской школе я первые увидела  классную доску зелёного цвета! Зелёного!  У нас на Сахалине доски были только коричневые. Жалюзи, удобные столы вместо тяжеленных громоздких парт, целые мешки искусственного меха для шитья мягких игрушек.
Да, это был маленький коммунизм, который волшебно действовал на детей. Мы становились добрее, терпимее и к концу смены искренно полюбили друг друга.
Уезжали мы из лагеря в течение нескольких дней. Детей вывозили группами в разное время. И я хорошо помню, как нас становилось все меньше и меньше, и мы вытирали кулаком слезы, и клялись обязательно всем вместе собраться здесь же в Артеке. Когда-нибудь…
Вспоминая сейчас это время, я так и не могу понять, а в чём секрет Артека? Почему  лагерь смирял и укрощал самых вредных маленьких эгоистов? Я это почувствовала на себе, на собственном примере, пройдя путь от полного неприятия  и детской враждебности к глубокой и искренней дружбе.

Но я так и не могу понять – как это получилось?

Что за волшебный 25 кадр работал на наше сознание два месяца и произвел переворот?

Я не знаю.

Я только благодарю того неизвестного дядьку, который весь вечер сидел у нас дома и уговорил меня поехать в Артек.
Да, а марки я ведь перестала собирать.

Вот как вернулась из Артека, так сложила все альбомы в стопку и кому-то отдала!
Когда меня заставляют что-то любить….