Тереза Дурова: из любой ситуации надо изыскивать что-то положительное

27 марта отмечается День театра, и мы предлагаем беседу с народной артисткой России, художественным руководителем Театриума на Серпуховке Терезой Дуровой.

— Тереза Ганнибаловна, я был в прошлом году на фестивале «Гаврош», который проводится в вашем театре и был впечатлен, в частности, 10—минутным моноспектаклем «Глубоко-глубоко» голландского актера и режиссера Дана Матхота. Как «Гаврош» зародился и в чем его отличие от других фестивалей?

— Мы всегда чего-то рожаем, мы очень плодовиты. Известный театровед, кинокритик, телеведущая Марина Райкина как-то приходит ко мне и говорит: давай сделаем детский фестиваль. Я говорю: давай.

Она встретилась со своим приятелем, который был тогда директором французского культурного центра в Москве, и предложила сделать фестиваль французского детского театра. Мы провели первый фестиваль, не думая, что он будет продолжаться 13 лет. Он отличается от других тем, что очень целенаправленный, живучий и крепко стоит на ногах. Ежегодно «Гаврош» представляет одну страну – это драма, балет, цирк, пантомима, музыка, уличное представление. Жанры не важны. Наши юные зрители знакомятся с традициями, с языком той или иной страны.

У нас большая околофестивальная программа, в которой мы рассказываем, что за это страна, какая у нее столица, что там едят и пьют, как воспитывают детей. То есть, по сути дела, занимаемся еще и страноведением.

Из разных государств приезжают актеры, которые дают мастер-классы нашим актерам и зрителям. И я вам должна сказать, что этот фестиваль востребован с двух сторон. Когда мы прибываем на гастроли в какую-нибудь страну, нас часто обступают актеры из других государств, которые тоже хотят поучаствовать в «Гавроше», приехав в Москву. Например, мы отсматриваем английские или немецкие коллективы и вдруг к нам подходят коллеги из Финляндии и спрашивают, когда же их пригласят. Или мы как-то приехали в Южную Корею, набирать местные спектакли и нас обступили актеры из Канады: возьмите нас, мы тоже очень хотим.

— У вас очень много детских спектаклей. В чем их особенность?

— Я позиционирую наш театр как семейный, а не как детский. У меня тысячный зал, сидят родители и их не меньше, чем детей, если не больше – часто это мама, папа и ребенок. Они тоже зрители и тоже заплатили за билет. Значит, моя конструкция режиссерского мышления должна быть нацелена на эту публику целиком. Это очень непросто. Допустим, в малом зале, когда мы играем спектакль «Переходный возраст» или «Морфий» по Булгакову – сидят подростки 13-14 лет. Я им задаю вопрос: ребята, кто-нибудь из вас сам купил билет в театр? Если на 300 человек поднимается одна рука, я кричу «ура».

К сожалению, у них нет инициативы, они привыкли к тому, что в театр их поведут взрослые – родители или учитель. Кто-то их должен толкнуть к этому. Поэтому взрослые должны понимать, куда отвезти ребенка.

У нас нет детского репертуара. «Принц и нищий»? Совсем не детский репертуар. Это разговор с детьми, но на очень серьезные темы. Или «Калевала». Попробуйте дать ребенку прочитать это произведение. Его надо адаптировать, чтобы глаза воспринимали спектакль как потрясающе красивую картинку. Плюс музыка, которая воспринимается любой национальностью любого возраста как некий эмоциональный посыл, речь актеров, их пластика. Это все очень взаимосвязано.

И каждый из людей, сидящих в зале, должен быть адаптирован к этому, напитываясь атмосферой. Я все время слежу, что делают зрители во время того или иного действия. Для меня это очень важно.

— Вы присутствуете на каждом спектакле?

— На каждом. И не только я одна — мои режиссеры, помощники, педагоги по пластике. Мы наблюдаем за реакцией зала, за игрой актеров. Артисты знают, что все спектакли записываются, потому что качество спектакля не должно страдать.

— Для чего нужна запись?

— Когда мы репетируем спектакль, мы поднимаем видеоархивы и, если есть какие-то ошибки, поправляем. Или если что-то случилось в первом акте, я беру запись и ухожу к актерам и весь антракт идет анализ, что произошло. Например, если первый акт просел по темпо-ритму, значит мне надо показать запись, чтобы во втором акте поднять его на тех или иных точках. Я снимаю спектакль на телефон для себя, хотя в зале стоит и большая камера.

Постоянно отслеживаю ситуацию в режиме онлайн, тем более, что мы играем один спектакль три раза в день. Допустим, в 11 часов, в 14 и в 17 и у меня есть возможность поправить в 14 то, что не понравилось в 11. Часто между спектаклями идут репетиции, а бывает, что и в антракте.

У нас в театре не только актеры, но и музыканты. На каждом представлении своя команда, потому, что мы очень много играем этники и музыканты, которые владеют этими этническими инструментами, приходят на эти спектакли. Плюс ко всему мы поем кроме русского и на других языках – например, на японском, арабском, хинди.

— Приглашаете носителей языка?

— Да, приглашаем их или очень хороших переводчиков или актеров, которые владеют этим языком.

— Сейчас, в связи с пандемией, театры закрыты. Чем заняты актеры и вы сама? Что посоветуете зрителям в это непростое время?

— В это непростое время я советую начать побольше улыбаться и для этого мы все делаем. Сейчас у нас на большой сцене идет съемка фрагментов спектакля — наши актеры в костюме принца и нищего читают детям сказки на английском языке. У нас работает Театриум Терезы Дуровой-ТВ, и мы на Instagram, на YouTube, на Facebook выходим в эфир каждый день три раза. Рано утром, чтобы сделать с детьми зарядку, днем показываем всей семье наши спектакли, в том числе и архивные — например, «Храпелкина», «Город Я», «Бессоницу» и клоунские спектакли, а на ночь читаем детям сказку.

Наша публика привыкла, что мы есть в Интернете и общаемся с ней и поэтому, когда ухудшилась эпидемиологическая ситуация, мы были к ней готовы.

Когда мы узнали, что нас, как и все театры, временно закрывают, мы посидели 10 минут, сделали расписание телевизионных передач и начали сьемки. Сейчас мы работаем полностью онлайн — не останавливаясь, снимаем, монтируем, что-то всё время придумываем. Через несколько дней выйдем в эфир с кухней, где будем рассказывать, как детям готовить себе завтрак. То есть, фонтанируем идеями, и продолжаем работать, репетируем сейчас «Кентервильское привидение», премьера которого, видимо, состоится онлайн.

Я не могу сказать, что рада сложившемуся статус-кво, но считаю, что из любой ситуации надо изыскивать что-то положительное. И когда все это закончится и этот кошмар нас покинет, всё то, что мы напридумывали и наснимали, останется и пополнит копилку наших проектов. Мы сейчас нарабатываем еще одну конструкцию нашей жизни.

Окончание беседы читайте на следующей неделе.