ФИЛОСОФИЯ | НАУКА | КУЛЬТУРА

Сколько в человеке личностей?

Мозг – это, пожалуй, самая сложная машина во Вселенной. Он состоит из двух полушарий, каждое из которых имеет множество различных модулей. К счастью, все эти отдельные части не являются автономными агентами. Они тесно взаимосвязаны и работают в гармонии, чтобы создать одно уникальное существо: вас.

Но что произойдет, если мы уничтожим эту гармонию? Что делать, если некоторые модули начинают работать независимо от остальных? Интересно, что это не просто мысленный эксперимент. Для некоторых людей это стало реальностью.

У пациентов с так называемым «разделенным мозгом» хирургически рассечено мозолистое тело (магистраль для связи между левым и правым полушариями головного мозга) для прекращения неизлечимой иными способами эпилепсии.

Операция считается эффективной при лечении этого заболевания. Если в одном полушарии начинается нейронная буря, изоляция гарантирует, что она не распространится на другую половину. Однако без мозолистого тела два полушария практически не имеют возможности обмениваться информацией.

Что же происходит с человеком? Производит ли мозг все еще одну личность, если его части больше не синхронизированы? Нейроученые Роджер Сперри и Майкл Газзанига исследовалиэтот вопрос в еще 60-х и 70-х годах и получили удивительные данные, свидетельствующие о том, что при разделении мозга также происходит и «разделение личности». В 1981 году Сперри получил Нобелевскую премию в медицине за свою работу о разделенном мозге.

Благодаря специальному устройству, контролирующему поступление потока визуальной информации в мозг, исследователи стремились доказать, что разделение мозга производит две личности, по одной на полушарие.

Они уже знали, что оба глаза отправляют информацию в оба полушария мозга, которые находятся в сложном взаимодействии друг с другом. Если вы фиксируете одну точку, то все слева от этой точки (левое визуальное поле) обрабатывается правым полушарием, а все справа от вашей точки фиксации (правое поле зрения) обрабатывается левым полушарием. Более того, левое полушарие контролирует правую часть тела и язык, а правое полушарие контролирует левую часть тела и отвечает за визуальное восприятие и обработку лиц.

Когда Сперри и Газзанига активировали стимулы в области правого визуального поля (обработанные левым полушарием), пациент реагировал нормально. Однако когда стимулы были показаны в левом визуальном поле (обработанное «немым» правым полушарием), пациент говорил, что ничего не видит. Но его левая рука нарисовала показанное изображение. Когда его спросили, почему его левая рука сделала это, пациент выглядел озадаченным и ответил, что он не знает.

Что же это означает? Левое полушарие не могло видеть левое визуальное поле, поэтому, когда появился стимул, пациент ответил, что действительно ничего не видит. Тем не менее, правое полушарие увидело стимул и указало на это единственным способом, которым располагало, задействовав левую руку. Вывод, сделанный Сперри и Газзанигой, был ясен: одного пациента с разделенным мозгом фактически следует рассматривать как двух пациентов с однополушарным мозгом на каждого, словно сиамских близнецов. Сперри утверждал, что это выходит далеко за рамки простого любопытства, так как исследование в прямом смысле доказало идею о материальной основе сознания. Если при разделении мозга происходит разделение личности, это фактически опровергает идею существования нематериальной души.

Тем не менее, вопрос остается открытым. Мы должны признать, что пациенты с разделенным мозгом не отличаются от нормальных людей. Если пациент с разделенным мозгом входит в комнату, вы не заметите ничего необычного. И они сами утверждают, что ничего не изменилось, кроме того, что они избавились от ужасных эпилептических припадков. Так что неверно было бы утверждать, что такие люди действительно оказались «расщепленными».

Чтобы попытаться разобраться в этой дилемме, команда доктора Йара Пинто из Амстердамского университета повторно обратилась к этому фундаментальному вопросу. Они проверили двух пациентов с разделенным мозгом, оценив, могут ли те точно реагировать на объекты в левом поле зрения (воспринимаемом правым мозгом), одновременно отвечая устно или реагируя правой рукой (под контролем левого мозга). Исследователи с удивлением обнаружили у этих двух пациентов нечто совершенно иное, чем ранее открыли Сперри и Газзанига. Оба пациента показали полное осознание присутствия и расположения стимулов во всем поле зрения, как справа, так и слева. Когда в левом поле зрения появились стимулы, они практически никогда не говорили или не показывали правой рукой, что ничего не видят. Они точно указывали на появление стимулов и их локацию.

Однако пациенты с разделенным мозгом все еще отличались аномалиями. Они не могли сравнивать стимулы по разные стороны от средней линии визуального поля. Более того, когда в левом поле зрения появлялся стимул, пациент лучше показывал свои визуальные способности (даже когда он отвечал правой рукой или устно!). А когда стимул появлялся в правом поле зрения, пациенту легче давалось его устное обозначение (даже когда отвечал левой рукой).

Основываясь на этих выводах, ученые предложили новую модель синдрома разделенного мозга. По их мнению, при разделении мозга у человека остается все равно только одна личность. Тем не менее, этот человек получает два потока визуальной информации, по одному для каждого поля зрения. И этот человек не может интегрировать два потока. Это похоже на то, что он смотрит фильм, в котором рассинхронизированы не просто звук и изображение, а скорее, вообще присутствуют два видеопотока.

И последнее. В то время как предыдущая модель давала убедительные доказательства материальной основы сознания (разделенный мозг = расщепленная личность), новое понимание, похоже, только углубляет его тайну. Вы разделяете мозг на две половины, и все же у вас сохраняется только один человек. Пока у исследователей остается больше вопросов, чем ясных ответов. Как мозг, состоящий из многих модулей, создает только одну личность? И как пациенты с разделенным мозгом действуют как один человек, при том что его части даже не сообщаются друг с другом?

Пока нет комментариев

Люди хищной породы

Не будем путать психопатов, несущихся с включенной бензопилой по скверу, и социопатов, или «странных», оригинальных, существующих как бы на грани нормы, но все же включенных в социальную систему, людей. Эти понятия практически синонимичны и обозначают души с одинаковым радикалом, но с разными спектрами чувств.

Психопаты — это люди с антисоциальной ориентацией. Психопатия — диагноз с ярко выраженным патологическим поведением при полной сохранности мышления.

Социопатия — это более мягкое выражение психопатии. Если личность при своей антисоциальности все же вписывается в социум, способна в нем существовать, но активно пренебрегает правилами и нормами, то мы имеем дело с социопатией. К её классическим чертам можно отнести харизму, высокий интеллект, отсутствие нервозности, склонность ко лжи и лицемерию, неспособность к стыду, раскаянию, эмпатии и любви, гневливость, эгоцентризм, дефицит морали и нравственности.

С точки зрения психоаналитической теории, социопатия представляет собой динамическую структуру личности наряду с мазохистической, истерической и другими. Все мы имеем личностную структуру, которая складывается из генетических предпосылок и индивидуальной истории. Также рано или поздно все мы сталкиваемся с различными травмами, но конкретный диагноз получают единицы.

Откуда же берется социопатия? С биологической точки зрения, гормональный аппарат социопата вырабатывает меньше серотонина. Такой человек не способен «насытиться» общением, взять из него необходимые эмоции, испытывать эмпатию. Для удовлетворения своих эмоциональных нужд ему необходим совершенно другой, более сильный стимул. Кроме того, такая личность реагирует на внешние раздражители более агрессивно, нежели «обычные» люди. Это его ответ на любую потенциальную опасность.

Иногда на развитие социопатии влияет детская травма: ребенок сталкивается с ранним опытом насилия, смертью, что оставляет след в его психике. При этом полученный единожды адреналин становится для него приговором. Как правило, в будущем такой человек испытывает проблемы с доверием и не имеет авторитетов.

Подобно героиням дебютного романа Дианы Сеттерфилд «Тринадцатая сказка», дети могут быть социопатичными даже при абсолютном внешнем благополучии. Они считают, что могут делать все, что помогает им комфортно существовать. При этом запреты взрослых воспринимаются ими как вызов. Постепенно из такой «адреналиновой» личности может сформироваться психопат.

Как правило, детский опыт психопата — это ад, в котором царит тотальный произвол со стороны взрослых или полное отсутствие законов каких-либо норм и правил. Обычно их воспитывает равнодушная, «отсутствующая» мать, которая, в свою очередь, может иметь собственную историю насилия, находиться в депрессии, надрываться на нескольких работах ради добычи пропитания или просто быть в роли слабовольной жертвы при тираническом муже.

Если же будущий социопат растет в относительно благополучной среде, то у него есть шанс на то, чтобы интегрироваться в общество и найти себе не только применение, но и признание. Например, он может ловить преступников, как Шерлок, или разгадывать загадки на грани жизни и смерти, как Доктор Хаус. Шерлок во время объяснения с Мориарти говорит: «Я — это второй ты». И это только отчасти метафора.

Социопат может достичь действительно хороших высот на социальной лестнице благодаря развитому интеллекту, способности легко преодолевать стрессы и привычкой равнодушно переступать через людей.

Каков портрет социализированного социопата? Такой человек испытывает абсолютное безразличие к людям и социальным нормам. При этом для «обычных» людей свод определенных правил делает мир более предсказуемым и безопасным, а эмпатия наполняет его теплом и смыслом. Социопат же находится вне законодательного поля, не нуждается в оправданиях, ищет цели извне. Нэнси Мак-Вильямс, автор «Психоаналитической Диагностики», отмечает, что концептуально диагноз относится к базовому недостатку человеческой привязанности и к приверженности к очень примитивным защитам.

Примечательно, что социопат не является невменяемым и способен отвечать за свои действия. Он отличает добро от зла и разбирается в законах, которые нарушает сознательно. При этом при совершении преступлений он не мучается внутренними конфликтами, так как чувствует абсолютную вседозволенность.

Он жонглирует нормами с виртуозностью. Социопат может отказываться от проведения общепринятых праздников, принятия традиционных моделей мышления, признания себя гражданином той или иной страны, хранения вещей и фотографий и почитания памяти своих родных, соблюдения врачебных рекомендаций, комфорта (он может жить в машине, в лесном шалаше или путешествовать пешком). Такая личность не верит никому и ничему, она все проверяет на вкус. Разумеется, на свой. Для неё нет законов. Она предлагает миру свои.

Социопат с легкостью переносит одиночество, часто меняет партнеров. При полном отсутствии эмпатии стремление к созданию семьи может возникать не на чувственном, а на прагматичном уровне: так индивид старается лучше интегрироваться в общество. Примером такого типажа в кино может служить уже упомянутый главный герой сериала «Доктор Хаус».

Такие люди привлекают своей неординарностью и необыкновенными талантами, но ужиться с ними под одной крышей практически невозможно. Важно помнить, что и сами социопаты не способны к построению глубоких отношений. Любовь взрослого строится на способности чувствовать другого и сочувствовать другому. Но для социопата окружающие являются лишь средством для достижения определенной цели, практически неодушевленной функцией. В основе его отношений с другими лежит эксплуатация. Поэтому, чем сильнее выражен социопатический радикал, тем меньше шансов остается на создание семьи с таким человеком.

Также социопатический характер может быть представлен в относительной социальной норме. Тогда мы имеем дело с человеком, который делает то, на что не способны остальные. При этом имеются ввиду не только негативные, но и позитивные, творческие и даже героические поступки. Он работает на войне. Он работает там, где кровь и смерть. Там, где опасно, в том числе в большом бизнесе или в сферах с большой ответственностью. Он в море, он в космосе, он под водой и там, где бушует стихия.

Этим и отличаются социопаты. Берут на себя ответственность, которую трудно взять обычному человеку. Они ходят по ту сторону смерти и выживают. Их знание сакрально. Они, столкнувшись со смертью, не испытывают ни страдания, ни вины. Этим они и привлекательны.

Психопатический тип нередко находит свое отражение в литературе, мифологии и кино, в том числе массовом. В мифологии — это герой эпоса. Тот, кто спустился в ад и вышел из него. Герой — это бывший воин, который легализован нашим сознанием. Наше сознание не выносит насилия и отсутствия норм. Если кто-то нарушает нормы и остается с нами, он становится героем, у него особый статус. В то же время психопат, не повернувшийся в сторону общества, должен быть наказан. Он или герой или преступник: середины для него не существует. Нет теплого мира с костром в глубине пещеры, где дети, женщины и старики.

В современной мифологии, которую мы можем легко найти в сериале «Игра престолов», социопатическими чертами обладает целый клан Ланнистеров. Его представители не испытывают терзаний по поводу своей жестокости и наслаждаются абсолютной вседозволенностью: убийства детей, инцест, казнь собственного сына, нападение на отца — все это предстает для них в качестве нормы.

Вся семья до последнего помечена особым правом — правом выбирать само право. Как говорят сами герои, «Ланнистеры платят всегда». Но хочется добавить: «Если они того хотят». Служить Ланнистерам можно только за деньги. В мире Ланнистеров никто не ждет преданности или любви. Там все покупается и продается. Как никто, они осваивают эмоциональный лексикон манипуляции.

Возможно ли жить в сообществе с социопатом? С ним можно сотрудничать. И ему можно служить. Ему можно подставить плечо, но не стоит ждать того же в ответ. Цель всегда будет принадлежать ему, как и главная добыча. Львы, как известно, не интересуется мнением овец. Основная их психическая защита — магическое мышление — делает их в каком-то смысле властелинами.

В глобальном, социологическом смысле социопатическими чертами обладает мир большого бизнеса, в котором правят расчет, манипуляции, жестокость и попытки достичь цели без всякой рефлексии. В обыденной жизни социопат действует аналогичным образом: не умея чувствовать, такой человек выбирает действие. И если он о чем-нибудь и сожалеет, то лишь о том, что очередная афера не удалась.

И не удивительно, что королевство Ланнистеров — это самое комфортное из королевств в «Игре престолов». Это лучшие земли с приятным климатом, красивыми женщинами и самыми сладкими фруктами. Это прообраз мира, которым управляет идеология прибыли. Это мечта и одновременно страх обычных нормальных невротиков, к числу которых относится большинство. Мир социопата — это мир, в котором можно все. Но в какой-то момент он взорвет и этот мир, как была взорвана септа Бейлора.

Социопат способен заглянуть за рамки привычных для обычного человека смыслов, поступков и целей, заглянуть за горизонт, пока люди продолжают сидеть в пещерах, где очаг, дети, старики, розовые шелковые занавески и стандартная мебель из ИКЕИ. Социопат страшен и притягателен одновременно, он и Дракон, и Герой, победивший Дракона. Для него нет места в середине регистра нормы, он всегда на краю, у выхода или за «101 километром».

У него нет морали, а когда нет законов морали, всегда появляются «Их Воробейшества» со своими проповедями. Как в древности: шаман — обязательный персонаж при вожаке. Именно самопровозглашенный Шаман и возьмет на себя труд объяснить народу теневую сторону подвига и заговорит голосами богов, узаконивающих новое право.

Пока нет комментариев

Человек в сетях культуры

«Опыт о человеке» можно считать и памятником педагогической мысли. Эрнст Кассирер писал этот текст на основе семинаров, которые вел для американских студентов, в нем он подводит итоги своим исследованиям и раздумьям.

Цель первой – «вводной» – главы: показать, как человек, по мере осмысления себя, все больше понимает, насколько фундаментальна проблема самопознания. Вопрос о человеке – центральный в философии и истории культуры.

Обозрев основные направления мысли о человеке от античности до начала ХХ столетия, Кассирер говорит, что личный фактор выходит на передний план. Есть много концепций. Но нет метода. Необходимо заново поставить вопрос о человеке.

Человек живет в лабиринте многочисленных знаний, которые накопил с древнейших времен. Только долго не осознавал, что он в лабиринте. Мысль приобретает размах в каждой из наук, но именно это ставит человека в ситуацию потерянности, он ощущает себя заблудившимся в лабиринте знаний. Всякая наука – отдельный фрагмент опыта мира. Чтобы мысль вернулась к себе, нужно специальное усилие.

И вот, Кассирер создает символическую концепцию культуры – не давая развернутой «теории символа». Ему не нужна такая теория. «Символ» можно заменить другим понятием. Например, «знаком» – это нечто все равно непостижимое, но мы знаем, как оно работает. Кассирер предлагает по-новому описать специфику человеческого опыта и вернуть человека к поискам самого себя.

Очень важно медленно прочесть маленькую вторую главу «Опыта о человеке». Здесь тематизация «природы» и «культуры» достигает предельной остроты, и заявляет о себе фундаментальная проблематичность символического. Кассирер отталкивается от идей выдающего биолога Якоба фон Икскюля. Вклад его был по достоинству оценен только во второй половине ХХ века. Почитайте, как он в своих книгах описывает мир животных и человека. Нет одного мира для всех, у каждого живого существа – свой. Реальность для каждого живого существа – свой, не сводимый к другим универсум. Биологическая теория Икскюля отсылает к монадам Лейбница. Полнота и самодостаточность миров.

Известный пример с описанием мира клеща. В нем очень мало «элементов», «вещей», событий: реакция за запах млекопитающего, умение взбираться на растения и кусать кожу для питания кровью. Клещ ничего не видит и не слышит, он способен долгое время находиться без движения, пищи. В абсолютной, непостижимой для человека пустоте. В одном эксперименте клещ прожил без еды и без движения восемнадцать лет. По сути, запах млекопитающего – единственный раздражитель, единственная значимая, то есть по-настоящему существующая вещь в мире клеща. Этот пример, показывающий, насколько радикально отличны друг от друга миры живых существ, будет, как и многое другое у Икскюля, вдохновлять мыслителей конца ХХ века и начала нашего столетия. Например, Жиля Делёза и Джорджо Агамбена.

У Икскюля было семиотическое видение мира животного. Это система знаков-сигналов. Перед нами – некая теория знаковых систем, которые имеют чисто биологическую природу. Вот на это у Икскюля обращает внимание Кассирер: сущность функционирования живых организмов – система знаков-сигналов и реакций на знаки. Система рецепторов и эффекторов. Это называется «функциональным кругом»: определенные восприятия вызывают определенные реакции. Так работает природная программа. Это важно для понимания человека.

Кассирер говорит, что функциональный круг человека шире. Точнее, он разомкнут, так что круга уже и нет вовсе. Функциональный круг размыкается путем открытия символического пространства. Помимо системы рецепторов и эффекторов, между ними располагается нечто третье – символическая система. Это целый мир, совершенно особенный. Человек живет в новом измерении реальности. Природный функциональный круг размыкается так, что образуется специфический человеческий мир. Человек не имеет непосредственного контакта с самим собой. Отчужден от собственного тела и от эффекторов (биологических механизмов тела). Все это для него может предстоять в виде символов. Это как минимум в языке уже опосредовано. Без языка человек не может мыслить. Не может представить себе самого себя. Язык на первом месте. Потом миф, искусство, религия. Не хватает только науки в этом перечислении, но она появится далее в тексте книги.

Человек от самого себя отчужден и самого себя воспринимает через символическую оболочку языка. Самого себя даже в непосредственном биологическом смысле. Все в человеке и вне его облечено в оболочки символических форм.

Символические формы пронизывают друг друга, но каждая из них – самодостаточный Umwelt (мир, объемлющий человека в данный момент). Человек всегда живет в мифе, языке, в мире языка, искусства, образов, религиозном мире и той системе информации, которую дает наука. А наука тоже была разной (посмотрите раздел «Наука»: Кассирер, при всей его прогрессистской ориентации – от более низких форм знания и развития человек неуклонно восходит к чему-то более высокому, – все равно многократно подчеркивает, что можно говорить о древней науке, можно называть магический образ мира у первобытного человека наукой как системой упорядоченного знания, которое служит практическим целям).

Культура – совокупность символических форм как особой реальности, опосредующей вещи и мышление. Нельзя сказать, что это очень ясно само по себе, но это некая фигура мысли, которая открывает вполне определенную важную перспективу.

Кассирер тут вспоминает и цитирует одного из своих любимых стоиков – Эпиктета. Человека по-настоящему тревожат не вещи, а его мнения и фантазии о вещах. Тот мысленный шаг, который делает Кассирер, чтобы сказать, что культура – отдельный мир, сущность которого в символичности, а не в непосредственной цепочке «реакция-ответ», – этот шаг ведет к тому, что знали уже давно. И это может считаться возрождением древней мысли на новом историческом витке знания. Дело не в самих вещах. Вещи не касаются непосредственно людей. Нужно в своем мире жить как клещ. Полноценно и богато, даже если это богатство состоит из длящейся пустоты. У человека не только тревоги и фантазии, но и богатства не в вещах заключены, они заключены в душе. Стоики много сделали для того, чтобы это мироощущение в культуре утвердилось.

Получается, что символическая концепция культуры Кассирера перекликается с идеей Эпиктета: человек не имеет дела ни с чем, кроме того, что у него в голове по поводу вещей. Вторая глава объявляет риторически, но сущностно не очень понятно, какова природа символической реальности. Объявляет, что человек живет в символической реальности: вещей в реальном смысле мы не знаем. Все пропущено хотя бы уже через язык. Смотрим на что-то, и у нас в голове – слово, грубо говоря. Оно все определяет. Но какова природа этого – неясно.

Animal simbolicum. Суть человека не в «разуме». В конце второй главы Кассирер замечает:

«Разум – очень неадекватный термин для всеохватывающего обозначения форм человеческой культурной жизни во всем ее богатстве и разнообразии».

Суть человека не в его способности измерять вещи, взвешивать. Сущность человека в том, что он распространяет вокруг себя как собственное свойство некий особый Umwelt, который называется символической средой.

«Язык, миф, искусство, религия – части этого универсума, те разные нити, из которых сплетается символическая сеть, запутанная ткань человеческого опыта. Весь человеческий прогресс в мышлении и опыте утончает и одновременно укрепляет эту сеть»

«Сеть» – с одной стороны, прочная основа, в которой живет человек. Но с другой, – «запутанная ткань». Наводит на образ паутины, которую плетет паук. Паук плетет паутину не из подручных материалов, а из того материала, который создает его тело. Он не может ее не плести, это его Umwelt. Для человека его символическая вселенная словно бы органически из него исходит. Но не биологическую природу имеет. С одной стороны, человек – паук, создающий паутину символов, в которую все попадает. Что попало – принадлежит человеку. С другой стороны, можно сказать, что человек часто запутывается в своей паутине. Парадокс на парадоксе у Кассирера: человек запутан в лабиринте знания. Нужна нить Ариадны. Эта нить – представление о символической вселенной. Но эта вселенная соткана им из других нитей, и человек запутывается. Получается, что ведущий элемент образа – паук, который движется по паутине, как по нити Ариадны. И при этом всегда возникает возможность заблуждения и запутывания. Я использую своего рода «спекулятивную интервенцию», чтобы метафорически прочесть образ «сети»: метрика/матрица, понятийное схватывание/присвоение, виртуальная полицентричность/ризома, лабиринт…

Глава о пространстве и времени. Кассирер – неокантианец. Так что не мог не написать о пространстве и времени. Пространство и время – условия, в которых для человека появляется человеческий мир. Другие существа лишены восприятия пространства и времени.

От пространства перцептуального – к пространству как идее, тому, благодаря чему мы все воспринимаем. Перцептуальное пространство характерно прежде всего для архаической культуры. Мы находим его отражение в том, как устроено пространство в мифологии. Перцептуальное пространство – пространство с элементами чувственного опыта. В древних культурах, в мифе. Миф – мир действующих вещей. Мифологическое сознание – такое видение мира, в котором постоянно происходит драматическое взаимодействие некоторых сил.

Переход к символическому пространству возникает с появлением рефлексии. Кассирер убежден в том, что человеческая природа идет по пути прогресса, направленного вперед и ввысь. Менее совершенные формы оно так или иначе оставляет позади или переосмысливает. Способность к абстрактному мышлению изначально заложена в человеке, но только со временем разворачивается. Первобытный человек не способен мыслить абстрактно. Он не может абстрагироваться, отвлечься. Человек прекрасно ориентируется в пространстве, но не может превзойти этот опыт. Не может взойти к представлению о предмете. Последующий путь человечества – путь к осмыслению символического, геометрического пространства.

Путь начинается с вавилонской астрономии. О Шумере в эпоху Кассирера было не так много известно. Тем не менее он обращается к древним культурам Двуречья. Там появляются новые представления о пространстве, и мышление человечества развивается по-другому, будучи ведомо геометрическими представлениями. Это было началом интеллектуального завоевания пространства. Этот процесс проходит через Античность к Средневековью, Возрождению. Начинает характеризовать новоевропейского человека.

Кассирер подразумевает, что, например, астрологию нужно относить к устаревшим формам знания. Астрология связана с пространством перцептуальным. Но открывает путь к символическому пространству. Как технически это осуществляется? Сначала пространство переносится с земли на небеса. Позднее, благодаря символической функции, человек проецирует небесное на земное. Обратная операция. Так развиваются геометрические представления о земном.

Греческая геометрия была тесно привязана к вещам. Только позже становятся возможным абстрактный разум. Когда пифагорейцы работают с числами – это работа с вещами, но это вещи, которые не похожи на другие вещи, – это уже итог операции двойного абстрагирования: с земли на небеса, с небес – на землю. Так, наука земледелия целиком основана на геометрическом понимании пространства.

Человек использует возможности, заложенные в его перцептуальном отношении к миру. Включая это пространство в свой опыт, человек развивает возможности собственного разума таким образом, что открывает в разуме вложенную в него изначально форму чистого – «пустого» – символического пространства. Не Кант это придумал, человек это увидел еще в Древнем мире.

Далее – пространственная геометрия – все переведено на язык чисел. Еще в Средневековье астрология – язык магии, чисел. Постепенно математическое знание освобождается от мифологических пластов.

Время. Мы ничего не переживаем вне времени. Ощущаем изменения – переживаем время. Но само изменение не есть время. Нужно, чтобы время было познано как нечто самодостаточное. Тоже необходимо абстрагирование от переживаемой действительности. Нужно высвободить представление о чистом времени. Ключевая фигура – Августин (одиннадцатая глава «Исповеди»).

Мы, не зная, что такое время, имеем возможность с ним обращаться и работать как с универсальным средством измерения всех процессов.

Главная проблема – проблема памяти. Память связана с переживанием времени. Чтобы помнить, нужно осуществить операцию пересобирания и создать схему мысли. Чистая память (вне осмысления, схемы) работает непонятным для нас образом. Мы не можем сделать так, чтобы что-то запомнить во всей полноте. Память имеет функцию забвения. Благодаря тому, что мы можем обработать и пересобрать воспоминания, мы имеем доступ к прошлому. Человек научился владеть временем, покорять время.

Всякий текст – о том, чего уже нет. О том, что из перцептуального пространства ушло и из времени. Это то, что прошло. Человек держит уже-не-существующее способом пересобирания или конструирования текстов. Создает систему или схему из воспоминаний. Никакое рассказанное воспоминание (тоже текст) не соответствует полностью тому, что было и как переживалось. Только таким образом человек может не столько удержать прошедшее, сколько удержать смысл. Память не способность мозга удерживать информацию. Речь о символической функции – заново создать прошлое. Мы конструируем собственное прошлое, осмысляем его с внешней, иной по отношению к нему позиции. Смотрим на себя со стороны. Возможна ли такая операция? Есть способность разума, которая позволяет человеку не выйти из самого себя, а представить самого себя в терминах символического времени. «Трансцендентальный субъект» у Канта. Придание чему-либо смысла возможно только через выход в символическое измерение. Всякое прошлое для человека символично. Прошлого нет, но только таким образом оно есть. То же самое можно сказать и о будущем.

Кассирер называет будущее пророческим. Оно может становиться предвиденным. С будущим человеку проще соотноситься, чем с прошлым. Но оно непредсказуемо. Оно не только образ, но становится «идеалом». Будущее начинает определять настоящее, хотя его еще нет. Проблема настоящего становится огромной. Время символическое, в котором научился жить человек, соткано из взаимодействия двух вещей – будущего и прошлого.

Психология этот опыт не схватывает, нужна философская антропология.

Будущее притягивает. Кантианско-кассиреровская идея. Будущее тоже чисто символическое по причине того, что его еще нет. Символическая реальность, которая более реальна, чем все, что можно потрогать/пережить сейчас.

На самом деле мы существуем в двух пересекающихся символических реальностях – прошлого и будущего. Благодаря им существует настоящее, которого тоже никогда нет.

Для нас все это выражено в языке. Через язык нам дано все, в том числе прошлое и будущее.

Глава «Факты и идеалы». Отталкивается от Канта. Высказывает простую идею: идеалы – то, что образовано от слова «идея» (указывает на видение – то, что видится как воображаемое, то что не соответствует наблюдаемой действительности). Или это ушло в прошлое и все равно в воображении нам может рисоваться.

Теоретически он артикулирует оппозицию «наблюдаемое/существующее vs воображаемое»(факты/действительное и идеалы/возможное, бытие и значение). Вопрос – в какой реальности мы больше живем? В мире значения. Но не можем объяснить, что это такое. Кассирер обходит стороной семиотику, мыслит масштабнее – все существует как значение. Живем в мире значений, символов, идеалов. Умственно (а не зрительно) созерцаемых вещей (Воображать – обличать в образы, представимые нашим мысленным взором).

В разные эпохи человек в разной степени был причастен разным реальностям. Первобытные формы жизни более привязаны к вещам. Пример из науки, из математики. Математика не теория вещей. Это теория символов. Работает с тем, чего нет на самом деле. Благодаря этому она и вещи вовлекает в свою орбиту. Необозримое многообразие вещей. Умение построить теорию символов дало возможность человеку описать то, что в опыт не вместится – немыслимые расстояния, массы, силы природы. Математический язык в то же время – частный случай символической реальности и ее упорядочивания.

Обращение к теме утопии. Возьмем этические представления. Этическая мысль всегда была движима и выражалась утопией. Платоновское «Государство». Томас Мор. Социализм и коммунизм. Человеку свойственно стремиться к тому, что никогда целиком не дано. Этический мир всегда в становлении, он никогда не дан. Это один из механизмов, определяющих существование человека. Этическая или моральная максима. Этического никогда нет, оно всегда совершается, конца становлению не будет. Выразить это можно только в утопии. Работает только воображение, которое является аттрактором из несуществующего в существующее, влечет человека по пути к самосовершенствованию. В истории культуры утопия никогда не была отрицательной – она всегда была свидетельством того, как человек пытается превзойти сам себя. Он не завершен – человек разомкнул функциональный круг. Он открыт бесконечности. Никогда не завершен, в отличие от существ, живущих в замкнутом круге (животное, компьютер). («Прописанное» – «про-грамма»).

Глава «Определение человека в терминах культуры». Язык, миф, религия, искусство – составные части/формы деятельности/труда. Кассирер здесь раскручивает сказанное ранее. Труд – символическая реальность, а не непосредственное действие с вещами (Иначе попадаем в марксизм). Основываясь на философии Конта, говорит, что человека можно познать, постигая историю. Человек познается через человечество. Абстрагирование от случайных различий.

Вот одна очень важная вещь, которая пригодится нам далее для понимания психоанализа. «Инстинкт» – слово, которое появляется в естествознании и описывает якобы всеобщий закон. Кассирер говорит, что слово нуждается в переопределении. Почему непонятно, что такое инстинкт? Им обозначается нечто расплывчатое, и это не абстракция. Речь идет об описании чего-то при помощи понятия, обозначающего неизвестное – непродуманное. Инстинкт превращается во что-то вроде естественной силы. Непонятно, как действует. То же самое касается слова «интеллект». Оно понимается слишком широко и неопределенно.

Кассирер замечает, что со времени работы над «Философией символических форм» он развивает альтернативный подход к видению человека. Человека определяют не «инстинкт» и не «интеллект», а его деятельность. Это называется функциональное определение. Новизна этого языка сосредоточена в том, что долгое время искали сущность человека в смысле субстанции. Сущность многих вещей можно показать и описать как субстанцию, как ответ на вопрос «что это?». А функциональное определение – определение через деятельность. Ответа на вопрос, что такое человек и что такое культура, быть не может. Можно дать ответ на вопрос о том, что делает, как проявляется человек, культура. Не можем определить человека по внутреннему принципу или обращаясь к врожденным способностям. Эти слова говорят о том, что не существует. В человеке нет ничего, что можно локализовать в пространстве и времени и описать как вещь. Все эти символические формы являются формами выражения одного и того же. Они не являются некими пространственными областями. К сущности человека можно получить доступ только через действие и значение. Любое действие имеет значение. Подход может основан только на осмыслении того, что производит человек, человеческое слово, образ, мысль. Все оказывается завязанным на слове. В слове человек всегда производит то, чего еще не было.

Паутина символических форм. На самом деле никаких осязаемых вещественных нитей человек не плетет. И запутывается он не в вещественной паутине. Все это именует способы произведения смыслов – они и суть те символические нити, из которых соткана паутина человеческого существования…

Фрейд, к которому мы обратимся далее, теми же принципами руководствовался. Природа (во всяком случае, природа человека) только функционально может быть постигнута.

Итак, Кассирер предлагает дескрипцию культуры как реализацию смысловых потенций символического подхода. Эволюция культуры предстает у Кассирера как эволюция мышления, осуществляющаяся путем освоения символической функции. «Символические формы» культуры – миф, религия, язык, наука, искусство – смысловые измерения человеческого мира. Вы будете читать главы, посвященные каждой из этих форм. Вы увидите, что сущностные характеристики символических форм можно дать через драматизацию взаимодействия между символическим и природным. При этом не следует забывать о неоднородности символических форм, их взаимопроникновении. О проблеме языка, в котором существует все остальное.

Пока нет комментариев

Либкнехт К. Милитаризм и антимилитаризм в связи с рассмотрением интернационального движения рабочей молодёжи

Работа одного из видных идеологов немецкой социал-демократии, а затем и основателя Компартии Германии Карла Либкнехта по вопросу об отношении марксизма к войне и милитаризму.

Процесс возникновения и развития милитаризма рассматривается К. Либкнехтом с позиций исторического материализма. Милитаризм именно при капитализме, особенно на его последней стадии, достигает своего наибольшего и угрожающего человечеству развития: "… милитаризм, — подчеркивает К. Либкнехт, — стал той осью, вокруг которой все больше вращается наша социальная, политическая и экономическая жизнь" (стр. 71). В обеих своих функциях — и как военная сила, употребляемая капиталистическими государствами при их внешних конфликтах, и как оружие, служащее буржуазии для подавления выступлений пролетариата, — милитаризм является «жизненной необходимостью» для капитализма.

Пока нет комментариев

Самопровозглашенная демократия фабрикует для собственных нужд непримиримого врага — терроризм. «Она желает, чтобы о ней судили по ее врагам, а не по достижениям». Зрители, конечно же, не должны знать всю правду о терроризме, «однако они должны обладать некими познаниями, чтобы их легко можно было убедить в том, что, по сравнению с терроризмом, все остальное является приемлемым». Любой враг спектакля — террорист; все инакомыслящие — вне зависимости от взглядов — террористы.

«Нельзя противопоставлять друг другу мафию и государство и тем более пытаться что-то этим объяснить — они никогда не враждовали. Мафия — не чужак на этой земле, она чувствует себя здесь как дома. В рамках интегрированного спектакля мафия — это идеальная модель любого развитого коммерческого предприятия.»

Энди Мерифилд — Ги Дебор.

Пока нет комментариев