ФИЛОСОФИЯ | НАУКА | КУЛЬТУРА
17 июня 2018
Вот ключ и замок. Нельзя сказать, что ключ обладает отпирательной или запирательной способностью. Эта его способность целиком зависит от того, что форма ключа соответствует определенным образом форме того замка, к которому этот ключ подходит. Значит, свойства этих двух тел — это их определенное отношение между собой, а вовсе не какая-то особая «сущность» или «субстанция». Вне этого отношения между ключом и замком нет и их свойств. Ключ, взятый отдельно, без замка, представляет собой только кусок железа какой-то непонятной формы. Только его отношение к замку делает его ключом.
Б.М. Кедров. Беседы о диалектике
… Ибо «объяснить», как я думаю, – это значит ответить на вопрос «почему?» и «почему так, а не иначе?», а не просто описать вещь, как она выглядит. Ответить на вопрос «почему?» – значит точно указать на ту другую «вещь», которая активно, своим собственным действием, вызвала к жизни интересующую меня и описанную мною вещь как свое «следствие».
Правда, лет через двести – триста после моей земной кончины найдутся люди, которые скажут, что единственной заботой Науки должно быть одно лишь описание тех или других вещей и что наука должна отвечать лишь на вопрос «как», а вопрос «почему так, а не иначе», оставить в покое. Но я, Декарт, полагаю, что это – просто уловка ленивых и недобросовестных людей, не желающих или не способных взять на свои плечи труд научного объяснения и выдающих эту свою неспособность и лень за добродетели.
Конечно же, я, Декарт, не хуже их знаю, что «причину» найти очень нелегко, а в некоторых случаях и вовсе невозможно. Но разве это можно считать основанием для вывода, что «причины» искать и не нужно? Ведь если это было бы так, то зачем тогда вообще Наука?
Я думаю, что если Наука не отвечает на вопрос «почему?» – т.е. не дает причинного объяснения вещи, а только эту вещь описывает, только рассказывает, как эта вещь выглядит, – то это и не есть Наука, как достоверное знание о вещах, а всего-навсего систематизированное описание моих или чужих представлений, только плод Воображения, а не Разума. Не зная «причины», я не знаю тех условий, при которых интересующая меня «вещь» возникает с необходимостью, а не по чуду, и потому не могу активно – по своей воле – эту вещь вызывать к жизни, создать или воссоздать ее своим собственным действием. Иначе говоря, не зная «причины», я и сам не могу выступить в роли «причины» возникновения этой вещи, не могу повторить акт ее творения.
Так вот, я думаю, что Наука (т.е. «разум» или «моя душа в действии») только затем и существует, чтобы вооружать меня знанием «причин». Иначе все ее рассказы имеют не большую ценность, чем те «описания», которые можно услышать в любом портовом кабаке.
Я думаю, что Разум обязан активно отыскивать «причины» всех вещей, с которыми сталкивает меня жизнь, и что он по природе своей только к тому и предназначен.
Рене Декарт
Кто-то может отрицать, что у него есть мировоззрение, кто-то может утверждать, что не нуждается в общей картине мира, что он реагирует на различные феномены и события в зависимости от того, как он их воспринимает в этот миг. Но нетрудно доказать, что эти люди ошибаются в оценке своей собственной философии: каждый из них считает, что это его личные взгляды, которые просто соответствуют здравому смыслу. Никто из них не замечает, что все его мысли не выходят за рамки общепризнанных представлений. Когда же кто-то встречается с принципиально иной жизненной позицией, он объявляет ее безумной, иррациональной или ребяческой, в то время как свою собственную позицию он считает логичной.
Э. Фромм
Человек по своей природе всегда стремится к ближайшей и неотложной цели. Он думает сначала о своих потребностях, потом об удовольствиях. Он поглощен земледелием, медициной, войной, политикой, затем поэзией и искусством, и лишь затем думает о философии; когда же он обращается к самому себе и начинает размышлять, то сначала устанавливает правила суждения, это логика; затем правила речи, это грамматика; затем правила для своих желаний, это этика. Тогда он мнит себя достигшим вершины теории и не представляет, что можно идти еще дальше. Лишь долгое время спустя ему приходит в голову предположить, что эти три операции, судить, говорить и желать, имеют единый источник, и чтобы научиться лучше их выполнять, нужно не ограничиваться их результатами, но восходить к их общему началу, к истоку, тщательно исследуя который, он найдет также принципы воспитания и права; что основанием
всех этих знаний должно стать познание наших умственных способностей.
Кондильяк
Саша, я это всё к тому, что сознание – это не только чудо и крест, а и тончайший предмет в мироздании, – тончайший, и поэтому его могут сгубить вещи, которых другой предмет и не почувствует. И не от “силы воли”, как говорили некоторые негодяи, “мыслители”, а только оттого, что не хватало ума и мужества, некоторые человеки “укокошивали себя”. Сознание, или “Дух”, как его называли и называют, есть – Гегель – «способность выносить напряжение противоречия». Собственно, это просто другая дефиниция сознания.
Тяжкая оно, сознание, вещь, когда мир не устроен по-человечески, а ты знаешь, как он может быть устроен. А тебя не слушают, над тобой даже смеются, обзывают “утопистом”. Нельзя ни в коем случае поддаваться минутам отчаяния. Я прожил пятьдесят лет и знаю: они всё же проходят, эти минуты, и даже думать о “выходе” из игры не нужно. Пока есть капля силы, надо бороться. За то, что ты считаешь мудрым и человечным. Опять тот же «Экклезиаст»: «Время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать». Твёрдо знаю, что настанет и твоё время плясать, даже если и настало твоё время плакать. Пройдёт.
«У мудрого глаза его – в голове его, а глупый ходит во тьме». И это «Экклезиаст», который не был знаком с проблемой слепоглухоты, а как поэт понял, – согласись, – суть дела умнее, чем Матушка Зима...» (Кличка одного из бюрократов, противостоявших А.И. Мещерякову и Э.В. Ильенкову в их борьбе за новое, более крупное, реабилитационное учреждение для слепоглухонемых (которое между собой мы привыкли называть словом «Комплекс»); в настоящее время первая очередь комплекса наконец-то сдана в эксплуатацию, строится вторая. Бюрократы рассуждали о выгоде-невыгоде “возни” со слепоглухонемыми, и учёные вынуждены были им доказывать, что сия “возня” очень даже “выгодна” хотя бы с точки зрения научного эксперимента, делающего философию экспериментальной наукой. – А.С.)
Если бы ты был действительно один – одинок, – я не имел бы права советовать тебе мужество сознания. Ты не один, славный и мудрый мой друг. Приедешь – будем говорить с тобой долго и всерьёз.
Твой Э.В. 12 августа 1974».
