Quality Journal
5 апреля 2018
Госпиталь
Весной 1986 года, я служил в армии. Мои гланды, почти постоянно были воспалены, и я часто обращался в санчасть. Лечение было мгновенным, мне смазывали гланды чем-то невкусным, и я шёл служить дальше. Боль утихала, потом появлялась снова. Видимо капитану надоело переводить на меня лекарство, и он решил, отправил меня в госпиталь, на операцию. Операция предстояла несложная, и капитан планировал моё возвращение в часть через две недели.
Госпиталь находился в родном городе капитана, и он решил лично меня туда отвезти. Наша часть находилась в лесу, и добраться напрямую до госпиталя без пересадок, было невозможно. Маршрутов было два: часть – областной город нашего гарнизона – госпиталь; и второй: часть – узловая станция – госпиталь. Второй маршрут проходил через мой город. И при желании, он мог стать узлом пересадки, с неизбежным ожиданием нужного поезда, и возможностью для меня навестить дом на три — четыре часа. Всё зависело от капитана.
Капитан был рыжим, и не был идеалистом. Готовя сопроводительные документы, он обратил внимание на место, откуда я призывался, вызвал меня к себе, и спросил:
— Ты в курсе, что мы поедем в Куйбышев?
— Так точно.
— И будем проезжать твою Сызрань. А можем и пересадку в Сызрани организовать. Ты как?
— Никак. Толку смотреть на город через окно вокзала? Только душу травить. А пересадка займёт час. На Куйбышев полно поездов и электричек ходит.
— Но мы можем приехать в Сызрань, а в Куйбышев поехать на следующий день, — многозначительно сказал капитан, и пристально посмотрел на меня.
— Тогда другое дело! – обрадовался я.
— Ясен пень, но мне нужен стимул. Эти сутки, я бы мог провести и в Куйбышеве, родном городе. Навестил бы родителей, друзей, пивка попил, на рыбалку бы съездил.
— Это правильно.
— Хватит тупить! Ты мне сможешь досуг организовать?
— Смотря какой.
— Бабу отзывчивую. Тебя ведь из института призвали?
— Так точно.
— Ну и давай студентку с пятого курса.
— Я не могу гарантировать. На это время нужно.
— Беда с тобой! Ладно, поедем без пересадки в Сызрани.
Когда мы проезжали Сызрань, поезд остановился напротив моего дома. Мимо нашего окна проходили железнодорожники в оранжевых жилетах, что – то высматривая в рельсах. А я пытался рассмотреть сквозь лесопосадку крышу своего дома. Капитан не выдержал, и сказал:
— Чего сидишь? Вещмешок в зубы и бегом до дому.
— А как же Вы?
— В Куйбышеве себе бабу найду. Встречаемся завтра утром на площадке где конечная электрички. Я там буду в десять часов.
— Спасибо, товарищ капитан!
— На здоровье, а я люблю коньяк «Белый Аист». Уловил?
— Так точно!
— Бегом — марш!
Мамы дома не оказалось. Я зашёл к соседке, у которой обычно хранился наш запасной ключ, и узнал, что мама уехала в командировку. Я переоделся и пошёл в магазин за коньяком. Цена меня расстроила: пятнадцать рублей восемьдесят копеек. А мой капитал составлял всего три рубля. Я стоял около магазина, и пытался найти ответ на классический вопрос: где взять деньги на коньяк?
От раздумий меня отвлёк женский голос:
— Артур, это ты?
— Так точно, ответил я, повернулся, и увидел Ленку, которая жила в соседнем подъезде.
— Как ты похорошел! Прямо Бельмондо! Всё, дембельнулся?
— Нет. Ленка, мне двадцать рублей взаймы надо.
— А ты что, сбежал?
— Нет, на побывку. Завтра утром уеду. Деньги дашь?
— Подожди, посмотрю, сколько у меня в кошельке.
— Давай, не жадничай, защитнику Родины!
— Да, хитренький! Я тебе сейчас дам, а тебя убьют. Кто мне вернёт?
— Кто меня убьёт? Я в лесу служу. У нас, пули не летают.
— На, восемнадцать рублей, а трёшку себе оставлю. Мне сегодня в ночь, а утром с девками в баню пойдём.
— Спасибо! Я матери напишу, и она тебе отдаст.
— Нет уж, сам взял, сам и отдавай.
— Но это только в декабре следующего года, как из армии вернусь.
— Я терпеливая. Пока!
Время пролетело быстро. Я съездил в институт, посмотрел на свою группу. Долго искал свою девушку, которая мне сообщила, что встретила другого. Вечером посидел во дворе с приятелями. И за полночь лёг спать, поставил стрелку будильника на пять утра, чтобы успеть на первую электричку до Куйбышева.
Проснулся я от того, что выспался. Мне было хорошо, как в детстве. Я стал осматривать свою комнату и вдруг увидел свою парадку. Будильник! – стрельнуло в голове, и я посмотрел на циферблат. Стрелки показывали пятнадцать минут девятого…
Дальше всё было очень быстро: парадку с коньяком в сумку; вокзал; скорый поезд; а в двенадцать часов я уже ходил по перрону, и искал капитана. Надо отдать должное капитану, он сидел на скамейке и читал газету.
— Здравия желаю, товарищ капитан! Виноват, опоздал!
— Молодец, что сообразил приехать. Где форма?
— В сумке.
— Бегом в кусты и переоденься!
— Слушаюсь!
Когда мы подошли к госпиталю, капитан нарушил молчание, и сказал:
— Ты понимаешь, что подвёл меня?
— Так точно!
— И что думаешь делать?
— Вторую бутылку коньяка?
— Это за залёт, а за мои погибшие нервные клетки? Я ведь подумал, что ты на радостях попёрся в кабак, и там тебя патруль замёл, или менты. Переживал.
— Третью бутылку коньяка?
— Договорились. Сумку с твоей гражданкой я заберу в часть. Пригодится в самоход ходить, когда дедом станешь. Запиши номер телефона дежурного по части. Как сделают операцию, неделю на поправку, а потом попроси старшую медсестру позвонить.
Планы капитана на моё двухнедельное пребывание, нарушила медсестра Нина, которой я чем – то понравился. Обходы в госпитале отсутствовали, и она положила мою карту в отсек для тех, кого лечили без операции. Каждые четыре часа мне кололи уколы, а днём я чистил картошку на кухне. Не служба – а мечта!
На исходе третьей недели, Нина сказала мне:
— Пришла телефонограмма из твоей части. Тебя потеряли. Завтра не ешь, будут анализы брать. Послезавтра операция.
— Больно будет?
— После операции. Но я тебе волшебные капли дам.
Гланды удалили за семь минут. Боль, о которой говорила Нина, проявилась утром: казалось, что в уши воткнули по гвоздю. А при попытке сглотнуть, боль усиливалась. Нина закапала в уши капли, и сказала:
— Никому не говори про капли. Их разрешают капать только офицерам. Как только боль появится – подходи к медсестре. Я всех предупрежу. И ещё, тобой интересуется твой хирург.
— Хочет вернуть гланды?
— Ты ему спасибо скажи, у него золотые руки. Ты обратил внимание на молчаливого паренька, невысокого росточка? Ходит по нашему отделению.
— Да, а чего он молчит?
— Ему удаляли гланды, и задели голосовые связки. Теперь он немой.
— Ни хрена себе! Лекари!
— После обеда, сходи к хирургу. Подполковник Павлов.
После обеда я нашёл хирурга. Увидев меня, он спросил:
— Жалобы?
— Никак нет, — тихо прошептал я. Вы меня искали.
— Искал, присаживайся. Ты с шестьдесят второго года, староват для солдата, уклонист?
— Студент.
— Какой курс?
— Четвёртый.
— Отлично! Поскольку медицинское обслуживание в СССР бесплатное, а ты должен мне, за блестяще проведённую операцию, я предлагаю погасить твою задолженность, написанием конспекта, по материалам двадцать седьмого съезда КПСС.
— Готов?
— У меня уши болят.
— Это мы исправим. Тебе будет помогать Нина, с волшебными каплями. Соглашайся, я вас закрою в кабинете, с идеальной звукоизоляцией. Она за тебя, как за родного просила, три недели балду гонял. Отблагодаришь её.
— Я согласен, а какой объем?
— Общая тетрадь, — ответил хирург, и достал из ящика общую тетрадь, формата А4.
— Ого!
— Чего ого? Крупным почерком, и через строку. Вот тебе две ручки и газету. Чем неразборчивей почерк – тем лучше.
В кабинете, где я писал конспект, проверяли остроту слуха. И в нём были не слышны наружные шумы. Уже через сорок минут, мне казалось, что голова взорвётся от этой тишины. Я пожаловался Нине, и она принесла мне вентилятор. С каким наслаждением я слушал, как он жужжит!
На четвёртый день конспект был готов. Хирург меня похвалил, и подарил шоколадку, которую я отдал Нине. А вечером состоялась беседа с двумя другими хирургами. Они предложили мне написать конспекты и им. Взамен, они предложили мне удалить и грыжу, и аппендицит. И тогда мне обеспечено пребывание в госпитале два месяца, как минимум. А потом пойдут: урология, терапия, кардиология и кожвен. Конспекты можно будет писать до самого дембеля, который приключится двадцать восьмого сентября следующего года, сразу, после выхода приказа министра обороны. Я попросил время «на подумать до утра».
Но утром, сразу после завтрака, в отделении я столкнулся со своим капитаном:
— Ты чего, корнями тут пророс? Почему никто не позвонил в часть? Ты просил позвонить?
— Никак нет, неделя после операции ещё не прошла.
— А почему? Противопоказания?
— Не могу знать.
— Вещи в зубы, бегом в камеру хранения, получай парадку, и жди меня на лавочке, около входа!
Из здания, капитан вышел сердитым. Подойдя ко мне, он спросил:
— Чем ты тут хирургу понравился? Стоит за тебя горой.
— Конспекты ему написал.
— Понятно! И тебе, наверняка предложили написать и за других врачей?
— Так точно.
— Ясно. Приказать не могу, и забрать тебя не могу, без разрешения начальника госпиталя. Они хотят прикомандировать тебя к госпиталю. Сам решай. Служба тут не пыльная, медсестёр полно, и до дома три часа езды. Только в нашей части интересней. А я бы тебе долг простил.
— А какой Ваш интерес?
— Зампотех имеет на тебя какие – то виды. Ему автоэлектрик нужен. Уже решён вопрос о твоём переводе. Будешь в проводах копаться, и никаких тебе тревог. А я подал рапорт, хочу в Афгане служить. Выслуга, чеки и прочие радости. Если не привезу тебя – мой косяк. Могут не подписать. А твой долг, мне зампотех вернёт.
Не знаю почему, но я согласился вернуться в часть. И никогда об этом не пожалел. А после увольнения в запас, мне выдали в финчасти восемнадцать рублей, наверно мой заработок за два года службы, которые я вернул Ленке, когда приехал домой…
Буер Артур
Неделя «террора» в общаге
В армии я не был.
Не красил в зеленый цвет сухую траву, опавшие листья не приклеивал назад к веткам, плац не топтал. Судьба показала мне корму другим, не менее изощренным способом.
Я стал студентом сельхозакадемии и меня поселили в общежитие десятым номером в девятиместный «люкс».
Условия существования с Соловками, конечно, сравнивать грешно, но Спартанцы со своими циновками и сандалями на босу ногу просто дети группы продленного дня.
Десять человек, две трети из которых только — только отмотали десятилетний срок в школе и им тут же впаяли еще по «пятерке» и, почти все из, разной степени, сельской местности. Мало того, что дома баню их заставляли посещать только по субботам, так еще в общежитии сталинской постройки горячая вода отсутствовала как опция подогрева сидений в отечественном авто.
Соответственно вечерами концентрация «тяжелых металлов и радиоактивных элементов в воздухе» достигала такого уровня, что хронический насморк считался такой же роскошью, как кусок «докторской» или сахар в чае.
Видимо, в результате острого токсикоза народ иногда впадал в полный или частичный неадекват.
Самым безобидным следствием вечернего отравления было поголовное штудирование конспектов по сопромату, как будто это самиздат Зигеля о загадках НЛО.
Для меня огромной удачей были вечера, когда мне удавалось не только пораньше освободиться от дел насущных, но и, грызнув не только гранит науки, но и сухарик с маргарином, плюхнуться в кровать с продавленным матрасом и заснуть до того, как в комнате соберется весь контингент.
Все бы ничего, но у меня с детства перебит нос и, как следствие, я часто сплю с открытым ртом. И в один такой вечер какая то сволочь выдавила мне в рот тюбик зубной пасты. И хрен бы с ним, что человек не знал прямого назначения этого продукта, но зубная паста была детская с апельсиновым вкусом…
Утром я проснулся с ощущением…
В общем, в то утро я понял, что всем организмом ненавижу зубную пасту с апельсиновым ароматизатором не идентичным натуральному. Никто из сокамерников вину на себя не взял, чем обрек всех на «неделю террора».
Вендетта по Корсикански – 2!
Мстя моя была страшной!
Действовал я как партизан на оккупированной территории. До конца акции не провалил ни одной явки. Каждому был уготован сюрприз в соответствии с его привычками.
Первый подозреваемый любил со всего маху сесть на свою кровать, так что бы пружины прогнулись до самого пола. Ему была подложена табуретка…. Два дня он все делал стоя и спал на животе.
Второй одевал домашние тапочки на ходу, делая скользящий балетный шаг. Тапки были прибиты к паркету…
Третий, любитель решать шахматные этюды, в принципе, был вне подозрений, но тоже попал под раздачу: очень трудно играть шахматами, приклеенными к доске…
Четвертый гордился навороченными часами с будильником, по которому он вставал утром и, презирая гигиену, сразу отправлялся в учебный корпус. Ему я подвел часы. В 2 часа ночи раздался мелодичный звонок будильника, за ним тишину прорезал вопль «проспали». Любой старшина в учебке был бы в шоке от скорости с которой товарищ впрыгнул в ботинки а потом и в штаны. Вернулся он минут через 10, очень не добрый, я бы даже сказал, что злой.
Когда заселялись в комнату, для высвобождения максимального жизненного пространства была сделана одна двух ярусная кровать и ее облюбовал фрукт, который возомнил себя ковбоем и на верх взлетал одним прыжком. Этим я тоже воспользовался. Распустил по центру во всю длину сетку кровати, связал парой ниток разъезжающиеся пружины, а одеяло накрепко привязал за уголки к спинкам кровати.
Ковбой в очередной раз сиганул на второй ярус и провалился вместе с матрасом сквозь сетку. Получился эдакий трал, которым ловят рыбу. Пружины съехались на место и зажали горловину этого мешка из одеяла. Новоявленная треска могла там слегка шевелиться попискивая, но выбраться – никак.
Все бы ничего, но этот страдалец смылся с последней лекции и пришел в комнату один….
Когда через полтора часа мы пришли с занятий и вытащили потную тушку с глазами шире моих очков… Я понял: надо завязывать пока меня не вычислили.
Долго еще у меня чесались руки и буйствовала фантазия, а соседи с опаской заходили в комнату.
Раскололся я месяца через два, когда все улеглось.
До сих пор мужики на встречах выпускников вспоминают «неделю террора» bri4adir
Волшебная сигарета
На феномен волшебной сигареты, Анатолий обратил внимание уже давно. Собственно, на него обращали внимание многие. Еще когда он ездил в ПТУ на другой конец города, вместе со своим приятелем Серегой Кислым, у них в ходу была шутка, что можно стоять на остановке час, но стоит закурить, как тут же на горизонте появляется маршрутка, и приходится либо выбрасывать только начатую сигарету, либо ждать следующего извозчика. И хотя сигареты было жаль, выбирали чаще всего первое. Вот только Кислый редко давал себе труд задумываться народ чем-то, в отличии от Анатолия, который с детства гордился своим аналитическим умом. Не сказать, чтобы выводы родились у него сразу, нет он шел к ним довольно долго. За это время, из прыщавого птушника, он успел превратиться в лысеющего инженера бьющегося в последних пароксизмах завода.
Однажды утром, в очередной раз опаздывая на проклинаемую работу, он в сердцах закурил, и нужный автобус не заставил себя ждать, напомнив Анатолию юношеские наблюдения. Уже возвращаясь домой, он вспомнил об утреннем случае, и шутки ради вновь закурил на остановке. В этот раз, транспорт приехал только с третьей сигареты, но Анатолия было уже не остановить.
В течение месяца, ему удалось установить, что способностью вызывать транспорт, обладают только несколько сигарет в пачке, причем количество волшебных сигарет напрямую зависит от стоимости. Например, в пачке «Полета», искомых сигарет бывало максимум три, «Бонд» мог похвастаться пятью, а уж в «Парламенте» их бывало до десятка. Однажды купленная пачка сигарилл, по десять гривен за штуку, вообще редко давала сбои. Кроме того, эксперименты показали, что лучше всего трюк удавался на безлюдных остановках, видимо, при большом количестве попутчиков, удача как-то распылялась на всех, ухудшая результат.
Как-то раз, опыты с сигаретами завели его на отдалённую остановку, где вызвать маршрутку не удавалось довольно долго. Он выкурил почти пачку «Мальборо», и уже собирался идти домой пешком, досадливо обдумывая причины неудачи, как внезапно, на горизонте показалось дорогое авто. Изумлению Анатолия не было предела, когда черный «Мерседес» остановился напротив него, окно открылось, и водитель, представительный мужчина в хорошем костюме продолжил его подвезти. Несмотря на неловкость, Анатолий сел в автомобиль, и доехал почти до самого дома, причем с него даже не взяли платы. Весь следующий день он ходил под впечатлением, и в голове у него созрел план. Все сходились, осталось только проверить.
С получки, Анатолий заказал через интернет шикарную кубинскую сигару. Ждать ее пришлось целый месяц, и все это время он сгорал от нетерпения. Наконец, он забрал с почты продолговатый сверток, и со всех ног бросился домой. Дома он распечатал пакет, и достал из красивой картонной коробочки длинную черную сигару. Она пахла волнующе, и точно стоила месяца ожидания. Теперь, все было готово.
Дождавшись темноты, Анатолий пешком отправился на отдаленную остановку, почти на самой окраине. Несмотря на позднее время, там все же стояло двое людей. Анатолий терпеливо дождался, пока все разъедутся, ничто не должно было нарушить чистоты эксперимента. Оставшись в одиночестве, он достал из кармана старой куртки черную сигару. Из другого кармана он достал спички. Обычно, он пользовался зажигалкой, но решил что настоящий табак оскорбительно портить искусственным огнем. Он поджег сигару, и сделал первую затяжку. Тяжелое темное небо плюнуло мерзким дождиком, стараясь испортить ощущение, но Анатолий ловко спрятался под крышей остановки. Сигара была исключительной. Он понял, что раньше никогда не курил по настоящему, и закашлялся. Табак был очень крепким, но в нем ощущался вкус далекой Кубы, которой Анатолий никогда не видел. Где-то там, было тепло, океан ласкал ножки смуглых красоток, танцующих на пляже сальсу, и все курили вот такие черные сигары. Он заплакал.
В этот момент, он заметил в небе над собой три красные лампочки. Вначале он решил что ему показалось, но лампочки все приближались. Внезапно, мощный прожектор осветил ровный круг прямо перед остановкой. Анатолий вытер слезы, и решительно ступил в круг. Попирая все законы физики, тело его внезапно стало невесомым, и он начал подниматься вверх, к источнику таинственного света.
Там, в комнате с хромированными стенами, и невиданными механизмами, его встретили удивительные существа, которых не могли бы выдумать даже самые изощренные киноделы. Их мудрые большие глаза смотрели прямо на Анатолия. Один их них, вышел вперед и сказал:
— Ну, Толя, ты вообще охуел. Куда тебе ехать-то?
Анатолий раскрыл ладонь, и показал кубинскую сигару. denmacgregor
«Диалог»
Весенний вечер. Теплый ветерок колышет занавески на окнах. На улице почти пахнет весной. Осталось дождаться, когда растает грязный снег и первый дождь смоет тяжелые ароматы прошедшей зимы. Но весна близко. Я чувствую её в воздухе. Вечер. Кофе. Музыка. Звонок.
— Да?
— Здравствуй, Марк, — голос женский. Тихий и усталый. Почти безразличный.
— Простите?
— Извините, наверное, я не туда попала, — эмоций нет. Только усталость и еле заметная грусть.
— Бывает. Цельтесь лучше.
— Извините.
Голос исчез, но к запахам весны прибавилась грусть. Тихая, тревожная, еле заметная грусть, которой был полон её голос. И вновь музыка. Остывший кофе. Вечер.
*****
Ночь. Из приоткрытого окна доносится противный вой сигнализации. Но и он замолкает после короткого писка. Тишина. Мерно тикают часы, да ворочаются в своих скрипучих кроватях соседи за стеной.
Ночь. Тишина. Звонок.
— Да?
— Извините, я снова к вам попала? – тот же голос. Чуть пьяный, с легкими нотками хмельного веселья.
— Да. Снова ко мне.
— Марк…
— Я не Марк и уже подтверждал, что вы ошиблись. Почему вы не спите? Два ночи на часах.
— Я не могу заснуть, — снова эта грусть. Тихая, медленная, тягучая. – Извините за беспокойство. Мне нужно…
— Что нужно?
— Ничего. Простите. Просто порыв и потребность хоть с кем-то поговорить. Одиночество и алкоголь не лучшая компания.
— В точку, — голос гипнотизировал своей тихой грустью, вежливостью и чрезмерной открытостью. – Поэтому заканчивайте пить, выключайте телефон и ложитесь спать.
— А вы будете спать? – простой вопрос. Из вежливости.
— Да, буду. Не знаю насчет вас, но мне завтра рано вставать.
— Работа?
— Работа.
— Извините. Я постараюсь вас больше не беспокоить, — стыд. Теперь к грусти добавился стыд. Наверняка были и красные щеки, учащенный пульс и мокрые ладони от осознания того факта, что ты слишком навязчива. – Спокойной ночи, Марк.
— Я не Марк.
— Да, да. Извините. Это все алкоголь. Мысли, образы, реальность – все путается. Спокойной ночи, кто бы вы ни были. Больше я вас не побеспокою.
— Спокойной ночи, — и вновь тишина.
Щелканье часов и противный вой автомобильной сигнализации с улицы. Темнота, еле заметные запахи весны и грусть. Грусть, оставленная голосом незнакомой женщины.
*****
Прохладное утро. Замерзшие лужи. Чахлая коричневая трава, выглянувшая из-под грязного снега. Путь на работу. Путь сквозь хаотичные группы других людей с одинаковыми лицами. Людей, которые бегут по своим делам и не обращают внимания на окружающих. В их мыслях только одно – добраться до работы, заварить кофе или чай, неторопливо перебрать бумаги и начать смотреть на часы, пока большая стрелка не дойдет до шести вечера.
Работа. Бумаги. Общение с коллегами. Рутина. Исчезли даже запахи весны, уступив место другим ароматам. Нагретого принтера, краски, щекочущей нос пыли, дешевого кофе, терпкого чая и ароматом чистящего средства, которым пах пол офиса.
Обед. Пластиковый контейнер с застывшими пельменями, причудливо украшенными кетчупом. Старенькая, щелкающая микроволновка, насквозь пропитанная запахом котлет, домашних супов и остывшей едой из ближайшего фаст-фуда.
Остывший кофе в белой кружке. Мысли, сообщения в соцсетях, тишина. Звонок.
— Да?
— Здравствуйте.
— Здравствуйте.
— Извините, но я нарушила свое обещание, — тот же голос. Усталый, чуть хриплый, но живой. С легкой тенью призрачной улыбки.
— Вы не ложились спать?
— Нет. Когда алкоголь закончился, за окном уже светило солнце, — смех. Грустный смех. – Извините. Не знаю, что на меня нашло. Просто…
— Захотелось услышать мой голос?
— Не смейтесь, но да. Захотелось. Я не отвлекаю вас?
— Нет. У меня обед.
— Что у вас на обед?
— То же, что и у любого холостяка.
— М… — она все поняла. – Пельмени.
— Да.
— Марк… простите. Это все алкоголь и отсутствие сна. Мысли путаются.
— Ничего страшного.
— Правда? – надежда. Когда в голосе звучит надежда, это услышит даже глухой. Не было смысла кривить душой. Только правда для чужого человека по ту сторону телефона.
— Правда.
— Спасибо. Просто спасибо. Чаще всего я слышала злобу. А потом снова был алкоголь и бессонные ночи.
— Не удивлен. Это есть у каждого человека, а терпимость – вещь хрупкая.
— Вы философ.
— Нет. Я человек. Простите, но мне пора работать. За опоздание с обеда могут наказать.
— Конечно. Спасибо, что уделили время, Марк, — зачем поправлять, если она уже положила трубку. Специально сделала так, чтобы никто не перебил её, оставив последнее слово за собой. Человек приспосабливается ко всему. Особенно к отрицанию.
*****
Вечер. Дом. Запахи весны с улицы становятся сильнее. Они кружат голову и наполняют её хмелем и легкостью, как бокал хорошего вина. Мерно тикают часы на стене, мягким фоном звучит музыка из колонок, вкусно пахнет кофе, дымящийся в белой кружке. А желтый свет лампочек создает особую атмосферу тепла и уюта.
Вечер. Дом. Тишина. Звонков нет.
Недели. Дни. Ночи. Рассветы. Закаты. Они проносятся мимо, стоит лишь моргнуть. Исчезает грязный снег с улиц, и даже сигналы машин гудят особым, расстроенным басом. Весна чувствуется во всем. В свете уличных фонарей, в сверкающем желтыми искрами асфальте, в робких, еле заметных улыбках спешащих людей. Все просыпается, но одно остается прежним. Тишина вечерами. Только тиканье часов на стене, тихая музыка из колонок и остывающий кофе, от которого горчит во рту.
Вечер. Дом. Тишина. Звонок. И прыгающее в груди сердце.
— Здравствуйте.
— Вы меня узнали? – голос удивленный, но все с той же грустью и еле уловимыми нотками хмеля.
— Я ждал вашего звонка, но вы так долго не звонили.
— Мне было стыдно. Я пыталась… пыталась обойтись без звонков, но это было тяжело, — она говорила резко, отрывисто, сбиваясь на бормотание и шепот. – Извините меня, Марк. Извините. Я знаю, что вы не Марк, но ничего не могу с собой поделать.
— Кто он?
— Марк?
— Да, — она испугалась вопроса. Он был неожиданным и дерзким. Словно кто-то выбил дверь, ведущую в душу и принялся осматриваться внутри хозяйским взглядом. Она молчала. Молчала долго. Только взволнованное дыхание говорило о том, что она еще на связи.
— Близкий мне человек, — тихо ответила она. Слова давались ей с трудом, будто она ломала грудью ледяные плиты безымянного, замерзшего озера. – Был.
— Простите за бестактность, — она тихо рассмеялась.
— Вы извиняетесь. Это так… непривычно.
— Почему?
— Равнодушие. Думаете, вы первый, кому я звоню?
— Нет, не думаю. Уверен, что не первый.
— Почему тогда не заблокировали мой номер? Почему не игнорировали мои звонки? Почему говорите со мной и извиняетесь?
— Не только в вашем доме тишина, — она поняла. Голос стал растерянным. У неё дома тоже играла музыка. Тихая и грустная. – Это Григ?
— Да. «Песня Сольвейг», — в её голосе послышалась улыбка.
— Грустная мелодия.
— Грустная для тех, кто хочет видеть в ней грусть. Я вижу в ней надежду. И красоту, которой уже давно не видела. Извините. Снова я говорю много лишнего.
— Не извиняйтесь. Я понимаю.
— Правда?
— Да, — она не удивилась.
— И все же стоит извиниться. За доставленное беспокойство. Я удалю ваш номер после разговора.
— Я не хочу, чтобы вы удаляли мой номер, — теперь удивление было нелегко скрыть.
— Почему?
— Потому что мне не все равно. И я так и не узнал вашего имени.
— Анна.
— Очень приятно. Петер.
— Спасибо, Петер, — её голос стал хриплым, всхлипывающим. Она плакала.
— Анна.
— Да?
— Что вы делаете завтра вечером?
— То же, что и всегда.
— Возможно, вы захотите прогуляться? – она улыбнулась, а в голос вернулась жизнь и тепло.
— Ни вы, ни я не знаем, в каких городах живем, Петер.
— Разве это препятствие? Если мы услышали друг друга, то увидеть не является проблемой. Проверим?
— Проверим, — подтвердила она. – Вы знаете, где находятся Вояновы сады?
— В часе езды от моего дома на машине, — она замолчала, словно боясь спугнуть надежду. – Анна?
— Это удивительно, — испуг, грозящий перерасти в страх из-за того, что весь разговор окажется фарсом. Робкая надежда, растерянность, молчание. – Значит, завтра?
— Буду ждать вас на остановке. В семь вечера.
— Как я вас узнаю?
— Я узнаю вас.
— Как?
— По голосу, Анна. С голоса все началось, голосом и продолжится. Разве не поэтому вы позвонили мне во второй раз? – была уверенность, что она улыбнулась. Улыбнулась так, как никогда еще не улыбалась.
— Да. Голос был причиной, – тихо ответила она. – Голос был причиной и для вас.
— Да. Ваш голос был причиной, Анна.
Вечер. Дом. Тихая музыка из колонок. На улице пахло весной, а ветерок был теплым и нежным. Как голос той, с кем я говорил по телефону.
Автор: Гектор Шульц
Прощенное воскресенье 18+
Осторожно! В тексте присутствует табуированная лексика, аморальные высказывания и черный юмор.
Я стоял на балконе и смотрел на скользящие по стеклу капли дождя. На улице, словно тараканы, суетились маленькие человечки пытающиеся скрыться от нахлынувшего на них ливня. Было немного грустно. Нудный звонок в дверь отвлек меня от печальных мыслей.
На лестничной площадке стоял мокрый и хмурый Славик, держа в руках пакет с логотипом популярной сети супермаркетов. Сквозь полиэтилен отчетливо просвечивались силуэты двух поллитровок. Я посторонился, пропуская его внутрь.
— А твоя где?,- спросил он озираясь.
— К матери умотала, — я неопределенно махнул рукой куда-то в сторону, проходя на кухню.
Зайдя вслед за мной, Славик поставил на стол две бутылки водки и пакетик сухариков со вкусом краба. В ответ я набрал из крана кружку воды, достал из холодильника плавленый сырок и вынул из шкафчика две рюмки. Пока я наливал водку, Славик долго задумчиво смотрел на свои вымазанные в мазуте ладони, он, когда не бухал, подрабатывал в автомастерской. После небольшой внутренней борьбы, он все-таки подскочил в сторону ванной комнаты, чтоб их помыть.
— Мой тут, — я указал на раковину, заваленную грязной посудой, — в ванной смеситель поломался.
Потерев свои лапы о полотенце, и оставив на нем грязные разводы, будто им только что вытерли яйца несколько вышедших из забоя шахтеров, Славик как-то сник. Потом залпом выпил рюмку, покрутил в руках солонку в виде зайца с отбитым ухом, поднялся и выпалил на одном дыхании,
— Я твою Зинку выебал.
— В жопу?,- зачем-то спросил я.
— Нет… обыкновенно… в пизду, — он немного стушевался, — ну и в рот тоже…чуть-чуть, -добавил он после небольшой паузы.
— А нахуя сознался?,- уточнил я, наполняя еще по одной рюмке и машинально поглаживая свою голову, видимо в поисках рогов.
— Ну так прощенное воскресенье же. Положено. И ты простить тоже должен. Традиция такая, — Славик стыдливо отвел от меня взгляд.
— Чо в натуре?
-Ага.
Мы немного помолчали. На душе у меня было паскудно. С Славиком мы дружили со второго класса, и такого предательства от него я не ожидал. Ощущение было, как будто в тарелке с холодцом обнаружил чей-то длинный курчавый волос. Никогда бы не подумал, что измена близких людей может так больно ранить. Реально, даже плакать захотелось. Как в шесть лет, когда двоюродный брат Вовка Головин вместо конфеты подсунул мне завернутое в фантик говно.
— А пизду ты у нее лизал?, — поинтересовался я, чтоб как-то поддержать прервавшуюся беседу. Про очко у него спрашивать я почему-то постеснялся.
Славик неловко кивнул и отвернулся, пряча глаза.
— Понравилось?
— Ага.
— Мне тоже нравится, — я ощутил какую-то духовную близость со Славиком. Все-таки не каждый день общаешься с человеком, способным обсудить с тобой вкусовые качества пизды твоей супруги, это по своему роднит,- А еще нравится, когда она мне палец в жопу засовывает… средний, — увлеченно продолжил я, вспоминая самые яркие моменты нашей с Зинкой интимной жизни, но Славик как-то странно на меня посмотрел, и я, осекшись, переменил тему, — …ну и что мы будем делать дальше?
Новоявленный герой любовник, немного замявшись, выдавил,
— Зинка ко мне, наверное, уйдет, ты же не обидишься?
Я согласился. Все-таки прощенное воскресенье, хули. Хотя расставаться с Зинкой не хотелось. Мы с ней жили уже четыре месяца, и она охуенно солила огурцы и варила украинский борщ. К тому же я только недавно подарил ей на восьмое марта новую ситцевую ночнушку.
— Квартиру вам придется разменять, — Славик, с видом фашистского оккупанта в белорусской хате, по хозяйски оглядел обстановку, потерев пальцами отклеившиеся на стене обои — но ты не переживай, первое время поживешь у меня на даче, мы же кенты. Телек тебе оставим, холодильник тоже у меня есть, и до города не далеко, полчаса на велосипеде. Все нормально будет.
Действительно. Глупо сейчас расстраиваться из-за такой хуйни — подумал я, стряхивая с майки остатки крошек от сухариков и запивая выпитую водку теплой водой из кружки.
***
Труп Славика я притащил в ванную и бросил рядом с трупом Зинки, еще с утра признавшейся, что отсосала своему начальнику на почте. Дождь на улице так и не прекращался, поливая все вокруг. Взяв на балконе ножовку по металлу, я принялся методично разделывать тела, стараясь не повредить желтый от времени кафель. От процесса меня оторвал звонок телефона. Вытерев выпачканные в крови руки о трико, я глянул на экран и ответил,
— Здорово, Петрович.
Звонил мой бригадир,
— Здорово, Виталя, как дела?
— Нормально, — я посмотрел на содержимое ванной, Зинкина левая нога была отпилена больше чем на половину,- чо хотел-то? Тоже прощения попросить?
— Нахуя?, — Петрович немного растерялся и задумчиво засопел в трубку.
— Ну типа прощенное воскресенье, все дела…, — я в уме прикидывал, сколько мне понадобится мусорных пакетов.
— Да не пизди, прощенное воскресенье месяца полтора назад было, сегодня первое апреля, подъебывать всех надо. Я вон теще в банку с кремом для рожи клея ПВА захуячил целый пузырек, — Петрович радостно захрюкал, — ахуенная идея?
— Заебись, — ответил я, — обоссаться просто.
— Так что ты смотри, Виталь, поосторожней там, чтоб никто не наебал, а то сам знаешь, шутников дахуя разных- продолжил похрюкивая этот доморощенный Коклюшкин.
— Спасибо, Петрович, постараюсь. Меня хуй наебешь.
Я выключил телефон, вновь взглянул на содержимое ванной, и взял в руки ножовку. 13K
